Ольга Шишанова
Народного художника Казахстана Жанатая Шарденова знали и любили многие люди. Он был примечательной личностью. Веселый и щедрый, когда дарил свою работу, он шутливо и одновременно убежденно произносил: “Смотри, это настоящий шедевр!”. Как ни странно, это зачастую было правдой. При жизни его принимали простым, счастливым, немного наивным, легко идущим по жизни человеком.
В нынешнем апреле ему бы исполнилось 85 лет

Теперь его творчество осознается как нечто неповторимое. А может, смелое? Или как нечто гениальное? Ведь если блеск мастерства и сила образа являются признаками высокого искусства, то зрелые работы Шарденова, несомненно, ими обладают.
В Музее современного искусства столицы, в котором очень гордятся коллекцией, более 15 картин мэтра, которые не раз становились украшением экспозиций.
Известный казахстанский искусствовед Валентин Пак так рассказывает о нем: “Художник Жанатай Шарденов родился в голодном 1927 году и уже в раннем детстве остался сиротой. Благодаря односельчанам, заметившим его склонность к рисованию, он попал в Алма-Ату в художественное училище. Те годы, несмотря на трудности военной поры, были освещены, по словам самого художника, добрым светом душевного взаимопонимания учителей и их учеников.
Жанатай постоянно говорил об этом, вспоминая одного из основоположников казахстанской послевоенной живописи Абрама Черкасского, их совместные выходы на этюды, беседы в мастерской у распахнутого окна с видом на горы и цветущие сады. “Уроки” Черкасского сыграли решающую роль в самоопределении молодого художника. Жанатай открыл для себя пейзаж - жанр, ставший для него чуть ли не единственным путем в живописи...”.
Видимо, многое в жизни слагается из неожиданностей. Судьба однажды еще раз улыбнулась начинавшему самостоятельный путь художнику. Это было связано с визитом американского художника Рокуэлла Кента, посетившего Алма-Ату в 1962 году. При знакомстве с выставкой алматинских художников, к всеобщему изумлению, он выделил небольшой этюд - горный мотив “Зимой” Жанатая Шарденова. Шарденов, окрыленный успехом, немедленно вылетел в Москву, где экспонировалась тогда большая выставка Рокуэлла Кента. Полотна мастера произвели впечатление масштабностью образов. Однако восторженнее он воспринял музейную коллекцию полотен французских художников, особенно яркую светоносную палитру импрессионистов и Матисса.
Свойственная Жанатаю эмоциональная реплика: “Матисс! Бог цвета!” - указывает на суть вынесенных из поездки впечатлений. Шарденова тогда, не переставая, волновал вопрос: чем, какими качествами его маленький пейзаж удивил художника с мировым именем? И вывод был таким: Рокуэлл Кент оценил живой, стремительный мазок, чистоту цвета и тона в этюде, искренность и непосредственность чувств. Фотография, на которой молодой художник запечатлен рядом с Рокуэллом Кентом, была предметом гордости Жанатая и поэтому всегда украшала стены его мастерской.
Художник был одержим живописью, как одержимы ею были великие одиночки, и не боялся вступать в скрытое состязание со знаменитыми мастерами. Шарденов никому не подражал, но дух великих исканий вдохновлял его на каждом этапе его творческого пути, в каждой работе. Восхищение неизбежно при взгляде на полотна художника. Обычно они написаны пастозно, энергично, преисполнены особым чувством упоения самим процессом творения. Открытость и смелость пластического языка рождают невольное состязание впечатлений: трудно понять, что больше покоряет - красота природного мотива или эмоциональная сила живописной фактуры.
Так, “Берег Каспия”, созданный им в 1973 году, невелик по формату, но захватывает воображение с первого взгляда. Вихреобразные, круглящиеся мазки подхватывают движение волн, подвижной игрой воссоздают горячее дыхание солнца, окрасившего берега моря светлыми оттенками красного цвета. Небольшое полотно “Заснеженные ели” (1976) заставляет восхититься переливами, сверканием красок, состоянием прекрасного момента. Луч солнца озарил вершину, словно короной венчая снежное царство гор. Каким-то чудесным способом рождается на холсте мерцающий свет зимнего дня.
“Чистые” пейзажисты в 60-70-е годы не удостаивались серьезного внимания. Чтобы достичь официального признания, художникам необходимо было воспевать индустрию, масштабы социалистических преобразований. В творчестве Шарденова таких полотен было мало. Свое призвание он осознавал иначе. Именно в эти годы в небольших мотивах гор, деревьев, времен года вырабатывается собственно шарденовское письмо. Творчество Жанатая по природе своей сродни горной реке, оно не хотело признавать строгих берегов, искрилось, сверкало, одолевало крупные валуны и становилось прекраснее, умножая силы. Подобные ассоциации подсказаны неустанным повторением изображений гор в убранстве всех времен года. Художник всегда спешил на встречу с ними, каждый раз открывая нечто новое в палитре природы. Наибольшего эффекта в живописно-пластической организации холста Шарденов добивается в пейзажах, где его взгляд устремляется к вершинам гор. Здесь все сливается в единый хор - цвет, фактура красочной поверхности.
Шарденов необыкновенно раскован в движении кисти, в цветовой оркестровке пастозного письма. Широкий, сочный мазок сплавляет оттенки цвета и его светоносность. Колорит Шарденова в горных пейзажах поистине необъятен. Он искрится, подобно снежному сиянию, становится необыкновенно декоративным в оркестровке красок осенней поры или закатного часа. О прекрасном, тонком чувствовании нюансов цвета говорят и весенние пейзажи. Схватить существо красочной пластичности, достигнуть цельности, позволяющей наполнить “маленький” мотив живописно-пластической метафорой - основная суть творчества Шарденова. Любил Жанатай писать пышные кроны дубов и зимние березы. В каждом из этих “сюжетов” художник искал, добивался разных цветовых градаций и передачи фактурной материальности. У самых разных зрителей - совсем непосвященных в тайны живописи и знатоков, ценителей искусства - неизменно вызывают восхищение “Осенний дуб”, “Слива цветет”, “Березы зимой”.
Густой красочной массой возникает гигантский ствол, будто не желающий входить в границы полотна. Блестящий эффект фактуры, почти фантастической материальности диковинных наростов, сказочных переливов серебристо-белой бугристой коры деревьев-гигантов. Деревья с пышными ветвями, крепкими стволами - как символ жизни, как связующие начала между сводом небес и глубинными пластами земли. А теперь вслушаемся в речитатив песни шамана: “В центре мира высится первозданный Кок-Тобе, синяя небесная священная гора. На вершине ее растет Великий Байтерек - Могучий Тополь, по четыре ветви которого на каждом ярусе охватывают весь небесный свод, пронизывая все его уровни. Корни его проникают через все уровни Земли до нижних вод...”.
Ассоциации, думается, объяснимы, если вспомнить о той чувственно-эмоциальной силе, которую несет в себе пластика цвета в полотнах Шарденова. Наверное, эти возникшие параллели не случайны. Ведь то, что живет подсознанием, находит свое проявление независимо от воли автора. В прежние, советские времена, к сожалению, мы мало задумывались об этом аспекте художественного творчества. Шарденов никогда не декларировал вслух никаких теорий. В ответ на досужие вопросы он восклицал: “Мне не хватает слов, и я доказываю через полотно. Я предан природе. Люблю и лето, и зиму!”. Вспоминаются его бурные возгласы о красоте и музыке цвета горных вершин, неба, деревьев, земли, о белых снегах, о том, как богаты краски зимы или заката. Перед полотнами художника, написанными необыкновенно темпераментно и фантастически колоритно, так и хочется сказать: как трудно передать такую красоту словами! Жанатай искренне надеялся, что его работы увидит Париж. Так и произошло: в дни юбилея Мухтара Ауэзова в Париже пейзажи Жанатая Шарденова определяли главную интонацию выставки “Изобразительное искусство Казахстана”.

Астана