Солист Большого Анастасия Литвинова Нурлан Бекмухамбетов - тенор, солист Большого и Казанского оперного театра. Воображение рисовало образ почтенного, умудренного жизнью и уставшего от внимания господина. Когда мы встретились, я никак не ожидала увидеть энергичного молодого человека...
- Нурлан, какое отношение имеет солист Большого театра к Казахстану? - Все очень просто, я родился в Уральске, получив там начальное музыкальное образование. В детстве пел в школьном и училищном хоре, и во всех церквях Уральска. В общем, пел всегда, но сначала баритоном. К окончанию училища все педагоги говорили, что я тенор. Было два варианта: либо ехать в Алматинское училище, либо в Саратов. Саратов просто был ближе к Уральску. Консерваторию окончил как теоретик, но желание петь не исчезло, поэтому решил поступать на вокальное отделение. Против меня была вся кафедра. Но заслуженному артисту России, профессору Ефиму Борисовичу Лудеру я понравился, и он настоял на моем зачислении.
|
- За что вас кафедра так невзлюбила? - Я пел очень плохо. - Неожиданно услышать такое от солиста Большого театра... - Это правда! Дело в том, что моя мама - татарка, а отец - казах. Оба языка тюркских, и это накладывает свой отпечаток на строение гортани и произношение. У тюркских народов звук певческого голоса определенно не европейский. Это относится, прежде всего, к тенорам. У русских ребят, которые поступали со мной, голос был другой. Звук должен быть мягкий, тембристый, он должен искриться. А мой - не лился, он был как железный прут. Естественно, что в консерваторию не хотели принимать из-за этих недостатков, даже при наличии полного диапазона. - Что тогда в тебе разглядел преподаватель? Что заставило его пойти против всей кафедры? - Всего лишь мое желание петь. Сейчас, по прошествии лет, я встречаю молодых начинающих певцов, которые заявляют, что очень хотят петь на сцене. Я не могу себя назвать маститым, но опыт какой-то имею. Так что мне сразу становится понятно: с таким человеком стоит заниматься. - Характер влияет на тембр голоса? Или наоборот? - Конечно. Мне очень трудно было учиться в консерватории, потому что я никак не мог понять баритон я или тенор. Голос - это характер. Вчера я был в театре Станиславского и меня увидел, я подчеркиваю слово увидел, а не услышал, народный артист, драматический тенор Осипов. Он сразу сказал: “Вот это типичный тенор”! Я тоже могу посмотреть на любого человека и предположить, какой у него голос. То же самое по телефону, может голос понравиться или нет, можно даже внешность представить по голосу. Голос, как и глаза - это отражение души. Если ты в душе гадкий человек, ты не задержишься на сцене. Если петь в микрофон, то можно многое исправить. Оперная специфика такова, что мы выступаем без микрофона. Человек, владеющий своим голосом, может наполнить зал и в три, и в шесть тысяч мест, может приспособить голос к любой акустике. Желание петь придавало мне силы, подстегивало, чтобы перебороть себя и научиться европейскому звуку. Единственный казах, который добился европейского звучания, - это Ермек Серкебаев, и он по праву стал первым в Казахстане. Алибек Днишев достиг высочайшего уровня, но он скорее не оперный, а концертный певец. А самое главное - это достичь полной гармонии и в оперной, и в концертной деятельности. - Путь в Большой театр был тернист? - После окончания консерватории я стал солистом Саратовского театра оперы и балета, наступил период активного участия в конкурсах, которые были для меня достаточно удачными. Я стал лауреатом конкурса-фестиваля “Тенора России”, который проходил в Москве, лауреатом конкурсов Бибигуль Тулегеновой, им.Глинки и конкурса в Китае. На оперном фестивале всех театров России “Золотая Маска” наш театр показывал “Евгения Онегина”, где я пел партию Ленского. На спектакле присутствовало все руководство и солисты Большого театра. Через некоторое время в Саратов приехал солист Большого Анатолий Зайченко и предложил пройти прослушивание в Москве. Меня сразу взяли в солисты. Конечно, любой начинающий певец хочет выступить в Большом, Марииинском, Метрополитан, Ла Скала. - А как приняли коллеги в Большом? - Ну в общем-то сложно. Чтобы там работать, нужно быть хорошим дипломатом. Я предпочитаю не участвовать в сплетнях, не принимаю в спорах ничью сторону. Соблюдаю нейтралитет. Главное для меня сейчас - знать, что ждет меня в будущем, по крайней мере я должен быть за него спокоен. Поэтому, когда мне предложили защищать честь еще и Казанского оперного театра, я согласился. Работая в двух театрах, я спокоен за свою творческую жизнь. Помимо этого, я принимаю участие в постановке “Дона Паскуале” московского театра Геликон-опера. В принципе, я могу называться солистом многих театров. Для жизни артиста это положение самое приемлемое. Даже если есть деньги, нет уверенности в завтрашнем дне. - Гастроли в Казахстане намечаются? Программу “Парад теноров” мы уже показывали в Казахстане. Она так понравилась президенту и его окружению, что было решено на открытии года Казахстана в России собрать всех певцов-казахстанцев, которые сейчас работают в российских и европейских театрах - Михаила Губского, Олега Видемана, Каиржана Жолдыбаева, Августа Амонова. Следующий год будет объявлен в Казахстане Годом России. Хороший повод встретиться на родной земле. - Когда ты почувствовал, что ты уже не студент, а профессиональный певец? - Этот момент еще не наступил. Певец всю жизнь поет и всю жизнь учится. Я достиг какого-то определенного уровня, показатель этого - то, что я стал хорошим оперным певцом, востребованным не только в России, но и за рубежом. Скоро я уезжаю в Эстонию, в сентябре - в Норвегию. Но этот уровень - это не конечная цель. - А где же конечная цель, максимальный уровень? - Максимального уровня нет. Я думаю, что даже если спросить у Паваротти, всего ли он достиг, он наверняка скажет, что нет. - Опера подвержена новым веяниям или это статичное и самодостаточное искусство? - В оперу приходят слушать голоса. Хотите нового - сходите на хороший фильм в кинотеатр. Я помню то ощущение, когда вышел из кинотеатра после просмотра “Титаника”: я не понимал, где нахожусь. Погружаясь в атмосферу фильма, я верил, что “Титаник” тонет, что люди гибнут. Но после кинотеатра такое ощущение посещает людей редко. Опера - это как раз тот жанр, который на 2-3 часа заставляет забыть о проблемах, оставить их вне здания театра. Если ты после спектакля выходишь на улицу и не понимаешь, где находишься, значит артисты сделали все, чтобы ты получил удовольствие от зрелища. Если нет, то грош нам цена. - Музыка - это искусство печалить и радовать без причины? Как музыка влияет на твое настроение? - Все, что я пою в опере - лирическое. Для меня еще не настал тот период, чтобы петь “крепкие” партии вроде Отелло и Германа. Поэтому мои герои настраивают меня на лирический лад. Когда я хорошо себя чувствую, я почему-то напеваю одну и ту же мелодию из Риголетто: дуэт с Джильдой. Она тоже лирическая. Я ее не хочу петь, но она всегда появляется в голове. - Один американский писатель сказал, что лучше уж петь в опере, чем ее слушать. Как ты думаешь, почему? - Он, наверное, очень хотел быть певцом. - На недавнем гала-концерте в Екатеринбурге пели семь ведущих теноров России, среди которых твое имя. После концерта музыкальная критика единогласно признала тебя одним из самых перспективных певцов. - Да?! Как здорово! Мне очень приятно.
|