Он не волшебник.
Он только учится Людмила Рогозина Виртуальный фан-клуб Государственного академического русского театра имени Лермонтова кипит от восторгов и признаний. Несомненный “рекордсмен” по количеству разбитых сердец юных зрительниц и одобрительных отзывов почтенных театралов - представитель молодого поколения артистов Дильмурад Джамбакиев  Дильмурад Джамбакиев не считает себя звездой. Несмотря на то, что количество его почитателей растет с каждым новым спектаклем, он не чувствует себя знаменитым. А если и позвякивает в рюкзаке маршальский жезл, то очень тихо и ненавязчиво. Причина его успеха, на мой взгляд, в невероятной энергии и трудоспособности.
- Дильмурад, на сцене ты ни на секунду не останавливаешься, постоянно в движении...
- Да. Я когда не двигаюсь, начинаю плохо себя чувствовать. Хотя в жизни, конечно, я гораздо спокойнее, чем на сцене.
- Насколько профессия развила твое умение копировать чей-нибудь голос, жест, интонацию?
- Это у меня с рождения. Я с детства, когда был еще далек от мыслей о театре, любил пародировать окружающих, постоянно кого-нибудь изображал: одноклассников, учителей...
Моя природа шла впереди меня, это чисто внутреннее. Я помню, как, желая насмешить моего друга, я с ним разговаривал в автобусе, как будто я ... немой. Сейчас понимаю, что тогда я делал это для того, чтобы люди обратили на меня внимание.
Профессия развивает во мне то, что было заложено природой. Но говорить о том, что я уже раскрылся до конца, было бы преждевременно.
Я еще не мастер сцены. Я только учусь. Допустим, выходит на сцену опытный артист и я, совсем еще новичок. Не знаю, как кому, а мне очень заметна разница в нашей работе. И в том, как держится и как преподносит себя.
- На сцене волнение не мешает работать?
- Честно говоря, на сцене больше волнуюсь за текст. Для меня главное - не забыть слова! В этой ситуации я не за себя боюсь, выкрутиться-то всегда можно. Проблема в том, если я не скажу реплику своему партнеру и его подведу.
- А прецеденты были?
- Да, конечно! И не один раз. Еще в институте мы с однокурсниками поставили поэтический спектакль и ездили с представлениями по всем школам. Я там читал стихотворение Олжаса Сулейменова “Молитва” - последние слова умирающего воина. Однажды, помню, читаю первый куплет: трагический момент, у всех актеров невероятно скорбные лица... И вдруг понимаю, что не помню второй - вылетело из головы, и все! На секунду буквально замолчал, а потом начал придумывать на ходу: “Нет, не то, совсем не то... Я просто воин - и никто...”. Как в этот момент всем остальным удалось сдержать смех - не представляю. Ситуация была, что называется, на грани взрыва.
Зато потом наши девчонки мне “отомстили”. Придумали такую эпиграмму: “Гремит ведро, шумит вода, но “командира” не исправить. Опять уборка, вот беда - он просто воин, что добавить?”.
- Ведро - это вместо доспехов?
- Нет, просто в институте я следил за порядком в аудитории, контролировал график дежурств - был кем-то вроде завхоза.
 | | Дильмурад Джамбакиев в спектакле “Гамлет” |
- Многие молодые коллеги совсем недавно были твоими сокурсниками по академии искусств. Как ты оцениваешь их работу на сцене?
- По-разному бывает. Иногда оцениваю профессионально, но чаще все же как зритель. Смотрю: ага, эта роль удалась, а в другой - ну не нравится он мне, что тут поделать? И в этой оценке нет ничего личного.
Пока мы друг друга не критикуем. Видимо, понимаем, что наша игра еще далека от совершенства, еще многому предстоит научиться. Ранить артиста легко...
- А на твои постоянные розыгрыши друзья не обижаются?
- По-всякому бывает. Многие мои друзья в этом отношении похожи на меня. А я - человек с юмором...
Только в последнее время перестал активно хохмить: погода, наверное, влияет, настроения нет. А обычно начинаю “шутить” с раннего утра. Наиболее удачная из последних шуток: в семь утра звоню соседке: “Зарина, меня сейчас дома нет, мама попросила, пожалуйста, принеси тазик”. А она сонная, ничего не понимает, кое-как уговорил. Когда мой брат открыл дверь полуодетой соседке с тазиком в руках, я выглянул из коридора: “Спасибо огромное, Зарина! С 1 апреля тебя!”.
В подростковом возрасте, когда у меня ломался голос, я легко подражал девушкам, - меня по телефону часто путали с сестрой. Я звонил, например, другу под видом прекрасной незнакомки, назначал свидание у себя под окнами и наблюдал, как он в течение часа мокнет под дождем, ожидая несуществующую девушку. Однажды мне стало жалко парня, я спустился, решил “открыться”. Спрашиваю: “Ждешь кого-то?” - “Да нет, просто стою”. И тут я девчачьим голоском: “А я думала, меня ждешь”.
- Это, наверное, дает о себе знать артистическая наследственность?
- Вполне возможно. Мой папа два года работал в Уйгурском театре (несмотря на то, что по профессии - товаровед), играл на азербайджанском музыкальном инструменте, который называется тар. С отцовской стороны у нас творческая семья. В уйгурской среде нас хорошо знают.
- Если вдруг представится возможность перейти в Уйгурский театр, воспользуешься ею?
- На самом деле я вполне мог бы там играть, в конце концов, уйгурский - мой родной язык, пусть я и не владею в полной мере его литературными нормами... Проработав три года в Русском театре, я стал уже его частью, у меня здесь много хороших ролей, здесь работают мои близкие друзья. Нет, мой театр бросать не хочу.
- Чем занимаешься в свободное время?
- Еще в школе я увлекся видеосъемкой. Увлечение практически стало моей второй профессией. Меня начали приглашать на съемки, я стал неплохо этим зарабатывать. Но деньги - вопрос второстепенный.
На самом деле работать оператором очень интересно, если подходить к этому делу творчески. Одно дело - просто снять на камеру какое-нибудь событие, а другое - красиво его оформить, сделать качественное и интересное семейное кино. Это занятие помогает мне лучше освоить технику - причем самую разную. Начал с простой видеокамеры, а теперь купил компьютер, учусь обрабатывать изображение. Ведь как получается: я в одном лице и режиссер, и оператор, и специалист по спецэффектам.
- Реализуешь, таким образом, свои режиссерские амбиции?
- Если честно, каких-то особых амбиций у меня нет. Пока нет.
- А насколько профессиональные режиссеры строги к вам, артистам нового поколения?
- Своя строгость есть, но это хорошо, в принципе. Режиссер действительно должен быть строгим. Это на пользу и ему, и актерам.
- Субординация в театре - это святое?
- С режиссерами - однозначно. Я почти со всеми актерами - “на вы” и по имени-отчеству. Даже с кем-то, может быть, по имени, но все равно на “вы”. Только с ровесниками, с друзьями по институту я позволяю себе сократить дистанцию в общении. Я даже маму на “вы” называю - у меня все друзья удивляются.
- Дильмурад, чего ты ждешь от своей работы в театре?
- По натуре я оптимист. С раннего детства - сколько себя помню - отгонял грустные мысли. Поэтому и от театра жду только самого лучшего. Хочу играть не просто роли - центральные роли, такие, где я чувствовал бы на сцене единство со своим персонажем.
В институте на экзамене по сценической речи я читал монолог Сальери по Шефферу - эта роль мне очень близка, такие герои мне по душе. С удовольствием сыграл бы какого-нибудь романтического героя. Сейчас я вообще готов играть все! Не какие-то определенные роли из заветного списка. Потому что, мне кажется, любой актер должен быть, как пластилин. Играть ВСЕ - вот чего я жду в будущем от своей работы.
|
