Лебединая песня

Андрей Остальский, обозреватель Би-би-си

Александр Лебедь был первым российским официальным лицом, публично заявившим в интервью нашей радиостанции, что России не следует особенно беспокоиться по поводу расширения НАТО на Восток.

“Если вы хотите сделать глупость - это ваша проблема, зачем нам по этому поводу нервничать?” - с типичной грубоватой иронией сказал он. “То есть вы хотите сказать, что это не станет непреодолимой проблемой в отношениях России и Запада?” - попытался настаивать я. Но Лебедь быстро перевел разговор на другую тему: не таким наивным простачком он был, чтобы не понимать: подобное высказывание в устах секретаря Совета безопасности и кандидата в президенты России может произвести эффект разорвавшейся бомбы.

Но в том случае его не восприняли всерьез. И в том же случае, как и во многих других, он оказался прозорливее многих лощеных политиков. Еще одно его высказывание - из другого эксклюзивного интервью Би-би-си - обошло мир: “Генерал-демократ - это все равно что еврей-оленевод”, - совершенно невозмутимо сказал он.

Из этого некоторые на Западе сделали вывод, что Лебедь - и антисемит, и антидемократ. Но на самом деле он не был ни тем, ни другим. Политкорректности, правда, действительно не ведал, и своеобразное чувство юмора, грубоватое и даже иногда отдававшее казармой, не раз ставило западных журналистов и политиков в тупик.

Взгляд издалека
Но глядя с Запада, особенно было трудно разглядеть лицо Лебедя - уж больно выбивался он из всех аршинов, которыми здесь привыкли политиков мерять. С одной стороны, он звучал как популист и сторонник “сильной руки”. Один французский журналист даже как-то сравнил его с Ле Пеном, а британские регулярно вспоминали Пиночета.

С другой, поставив на кон свою карьеру, Лебедь почти в одиночку остановил первую чеченскую войну, проявив и неожиданный такт, и чуткость, и главное - незаурядную отвагу.

На пути к идеалу
Но с типичной прямолинейностью Лебедь сам в своих мемуарах высмеял свою роль, поднял на смех тех, кто объявил его национальным героем новой России. Однако из тех же мемуаров явствует другое: Лебедь хоть и попал в “защитники Белого дома” по недоразумению, но и ясно дал понять заговорщикам, что армия без специального письменного приказа убивать мирных жителей не будет. Для западных обозревателей, правда, важней показалось то, что Лебедь сам признался, что не собирался защищать Ельцина с оружием в руках.

Сам Александр Иванович по поводу своей недооцененности на Западе наверняка выразился бы примерно так же, как про расширение НАТО - это ваша, а не наша проблема. Ему, наверное, было бы обиднее, что его недооценили на родине. Тоска по “сильной руке в Кремле” ныне вполне удовлетворена.

Но все же Лебедь оставил после себя какую-то пустоту, кому-то его будет не хватать: тем, кому не достает искренности, порядочности и прямоты в политике. А между тем Лебедь, возможно, подходил ближе многих других к этому недостижимому - видимо, и невозможному - идеалу.