Воины прошлой войны Моя Великая Отечественная
Аул Кожа, где я родился, затерялся в лесах Омской области. Жители его за редким исключением из рода, давшего название селу. Не нужно было в своей родословной добираться до седьмого колена, чтобы понять, что все мы в ауле родственники и составляем одну большую семью. Война прошлась по этой семье, дереву жизни, внезапным смерчем, ломая одни ветви, опаляя другие, проверяя на прочность третьи “Мясорубка”
До сих пор храню солдатские письма-треугольники с фронта. Вот одно из них - от моего дяди Заира, - написанное 29 апреля 1942-го: “...Ходим по колено в воде. Дважды ходили в разведку, в тыл к немцам. В первый раз на двое суток, во второй - на четверо. От воды опухли руки и ноги. Потерял много товарищей. Пища когда есть, когда нет. Шлю весточку, что жив...”
Погиб Заир-ага там же, у деревни Трегубово Новгородской области. Через 45 лет вместе с семьей ездил туда искать могилу своего родича. Вдоль дороги Новгород - Чудово несколько братских могил с именами: “Иванов, Петров, Сидоров и другие”. А вокруг гиблые болота с незахороненными останками бойцов. Здесь весной 42-го шли ожесточенные бои по спасению 2-й ударной армии генерала Власова.
Нужно было расширить узкое горлышко шириной 2-3 км, по которому прорывались из окружения наши войска. Порой горлышко сужалось до нескольких сот метров и насквозь простреливалось. Люди пробирались по трупам других. Это страшное место получило название “мясорубки”.  |
Что наша жизнь?
Спичка!
С неразгибающейся, как у Сталина, левой рукой Есман-ага был человек простой, общительный. Он прошел всю войну от начала до конца, бывал во многих переделках.
- Как же ты уцелел? - удивляюсь я.
- Несколько раз по чистой случайности, - отвечал он. - Раз сидели мы в укрытии, недалеко от речки. На другом берегу - немцы. Они вели методичный артобстрел наших позиций. К тому же действовали немецкие снайперы. Кончилась вода, и бросили мы жребий - кому ползти за водой. Счастье отвернулось от меня - помеченную спичку вытащил я! Как не хотелось мне покидать безопасное место с риском попасть под хищный охотничий прищур снайпера или взрывы снарядов! Но делать нечего, пополз к речке, набрал воды, извиваясь ящерицей, пробираюсь назад, а вместо укрытия - огромная воронка... Стерва
На своей груди Абуке-ага постоянно носил почему-то только орден Красной Звезды, хотя у него были и другие ордена, медали. Войну он закончил в Берлине. Естественное мальчишеское любопытство толкало меня расспрашивать его:
- В наших фильмах и книгах показывают, как геройски защищали свою Родину советские люди. Но, наверно, и немцы отчаянно дрались за свою землю?
- Да-а-а... Помню, брали мы один немецкий городок. На площади стояла высокая кирха, а наверху засел пулеметчик. Сколько он нам крови попортил, сколько людей положил! Все-таки взяли мы кирху, взлетели наверх, а там - немка! Такая злость была, что на эту стерву даже патронов не стали тратить - сбросили ее оттуда на мостовую. Марафон
Каждое письмо, весточка с фронта - великая радость для родных и близких. А тут телеграмма: “Наш эшелон остановится на станции Называевская такого-то числа. Встречайте. Газиз.” До железнодорожной станции километров сорок. Время военное, порядки сталинские, и на все про все бабушке дали только сутки. Транспорта нет. И двинулась она пешком, тогда уже немолодая женщина, в путь ночью, напрямик через леса, чтобы успеть к подходу воинского эшелона. Добралась до станции, а эшелон уже сутки как прошел. Оказывается, телеграфистка на эти сутки перепутала дату.
С глазами, полными слез, рассказывала бабушка нам эту историю. Место встречи изменить нельзя, а время, оказалось, можно. Чья-то халатность, безответственность развели мать и сына, лишив их подаренной судьбой возможности в последний раз увидеть, обнять друг друга. Воевал Газиз связистом. И каждый день на передовой под огнем противника пробегал, проползал он свою марафонскую дистанцию, налаживая связь. Погиб в заснеженных полях Подмосковья. “Жди меня,
и я вернусь...”
На двоих сыновей бабушка получила похоронки, а третий, Латып, пропал без вести. Не хотела она верить, что потеряла еще одного сына, все ждала. Ведь возвращаются же даже те, по ком уже поминки справили. Но с каждым годом таяли последние надежды. И словно догорающая спичка, ярко вспыхивающая в последний раз, надежда увидеть Латыпа живым вновь забрезжила для нас в “холодное лето 53-го”.
Поползли слухи, что после амнистии возвращаются те, кто был в плену, в лагерях. Рассказывали, что у кого-то ночью постучались в окно. Открывают и глазам не верят - вернулся тот, кого давно уже перестали ждать!
Теперь и мы стали ждать, надеяться, что к нам может также постучаться Латып. Я заранее забирался в постель к бабушке (на это уютное место претендовали и сестра, и братишка) и ждал наступления ночи. Ложилась бабушка, и вместе мы чутко прислушивались к шагам, движениям за окнами. Стучались, приходили и уходили знакомые и незнакомые люди, а Латыпа все не было и не было... Каирбек Нагуманов
|
