|
Оптимистическая трагедия
Алматинец вспоминает
о плене в “Норд Осте”
Марианна Гурина
 В
заложниках были четверо казахстанцев, и среди них Владимир
Коваленко. Мы встречаем его в аэропорту - похудевшего, почерневшего,
повзрослевшего человека, прошедшего три круга ада, перенесшего
состояние клинической смерти, но выжившего всем террористам
назло. По дороге в отчий дом все пытаются шутить, вспоминая
московского друга Сашку, который после освобождения заложников,
чтобы взбодрить нас, рассказывал, что Володька подойти к телефону
не может, пошел покупать билет на мюзикл “Чикаго”, там он
еще не был...
Это в то время, когда он находился в реанимации. Приехали...
Дверь в квартиру открыта. Мама, Александра Михайловна, бросается
к сыну со словами: “Ты хотел меня оставить одну?” - “Ну что
ты, мама, я вернулся”.
И только за столом, немного расслабившись, мы услышали историю
о том, что же произошло за эти три дня, которые перевернули
мир.
- Побывать в Москве и не посетить театры грешно, решил я.
Вот и воспользовался вашим советом, а так как все наши московские
друзья уже посмотрели мюзикл, о котором лестно отзывались,
то я помчался на него один. Найти улицу Мельникова, 7, оказалось
сложно, опаздывал, бежал со всех ног. Наконец афиша, касса,
беру билет на 9-й ряд 20-е место, началось представление.
Спектакль действительно заслуживает внимания - великолепные
голоса, танцы...
И вдруг после начала второго отделения на сцену выходят люди
в камуфляже. Сначала я подумал о том, что нагрянула налоговая
инспекция, не знаю почему. Позвонил друзьям и спросил, было
ли у них нечто подобное, те решили, что я шучу, но шутка прозвучала
неудачно, так как уже через минуту, увидев взведенные автоматы
у мужчин и самодельные мины на поясах у женщин, понял, что
это не шоу, и как человек военный, оценил ситуацию. То, что
нам придется сидеть не мненее трех суток, мне было понятно
сразу.
Огромное скопление народа, в зале дети, безоговорочная решимость
террористов стоять до конца и главное - взрывчатка. В сантиметрах
пятидесяти от моего кресла установили самодельную бомбу килограммов
под тридцать. А через кресло от меня сидела тетка Бараева.
В одной руке она зажимала запал (два провода, соединенных
с батарейкой), в другой - суры из Корана.
В первую минуту в зале началась паника и суета. На сцену привели
детей, как потом выяснилось, из репетиционного зала. Они не
понимали происходящего, многие плакали. Рядом со мной сидела
девушка Наташа, она рыдала на моем плече так, что впору было
выжимать пиджак. Впереди находилась семья англичан - отец,
мать и сын.
У мужчины начался нервный шок, его подбрасывало так, что,
казалось, ему не выдержать такого напряжения.
Еще перед глазами девочка, по всей вероятности, ей лет 13-14.
Она тихо плакала все время. Когда я заговорил с ней, то оказалось,
что она плачет не потому, что страшно, а потому что боится
за маму, которая очень волнуется за нее.
Сказать о том, что я был совершенно спокоен, было бы неправдой,
но стало понятно, что от нас ничего не зависит. Эти люди пришли
сюда умирать, и другого пути они не видят. Нам следовало только
уповать на судьбу. В те минуты решал случай.
На второй день нервы у некоторых стали сдавать. Информация
о том, что террористы расстреливают заложников, была неверная,
как, впрочем, и многое сказанное журналистами. Так вот по
поводу убитых. Они были расстреляны, если можно так сказать,
случайно. Это была “шальная пуля”, направленная в толпу, где
находился человек, бросившийся на женщину-камикадзе. Автоматной
очередью зацепило одного из мужчин, находящихся в зале, в
глаз, а рядом стоящую женщину - в живот.
Конечно, это был шок... Началась паника. Самым неразумным
в таких ситуациях могут стать эмоции, захлестнувшие здравый
смысл. Бараев, увидев произошедшее, выразил свое негодование,
но не матом, кстати, террористы не ругались, не выпивали и
не курили, во всяком случае, у нас на глазах (в коньячных
бутылках была вода).
Два дня мы могли еще пользоваться сотовыми телефонами, террористы
оставили их нам по понятным причинам, нужно было поднять общественность,
заставить власть подчиниться, но на деле происходило иначе.
У Бараева был маленький телевизор, он смотрел НТВ и “черпал”
нужную информацию. Первыми, как вы помните, были отпущены
мусульмане, среди них грузины. Один из заложников был офицер
ФСБ. Об этом Бараев узнал от журналистов, позже нашли его
документы под сиденьем, чем могла закончиться эта встреча,
можно только догадываться. Кстати, в зале находился и генерал
внутренних войск, который корректировал наши действия в соответствии
с информацией, полученной по сотовой связи. О том, что он
генерал, знали многие, но предателей среди нас не было.
Никогда не забуду доктора, мужчину лет сорока, с добрыми глазами
и голосом, способным утешить кого угодно. Он раздавал какие-то
таблетки, делал массаж, в общем, все то, что можно было бы
предпринять в этих военных условиях для того, чтобы облегчить
состояние заложников. Позже я узнал, что он умер...
Каждые четыре часа нам разрешали вставать. Можно было размять
ноги в очереди в “туалет”, это была оркестровая яма, куда
под дулом автомата ходили все вместе - мужчины и женщины.
Пожалуй, это самое “яркое” впечатление. На третий день просто
нечем было дышать. Я попросил у одной женщины духи и занюхивал
весь этот ужас ароматом Франции.
Что мы делали все это время, сидя на своем месте? Рассказывали
анекдоты, разгадывали кроссворды. Какой запомнился? Не знаю,
прилично ли...
Террористы захватили заложников, главарь вбегает в автобус
и кричит: “Сейчас будем грабить, убивать и насиловать!” Потом
оглядывается и видит, что в автобусе полно старух. Кричит:
“Будем убивать и грабить!” - “А насиловать?” - закричали бабушки...
Конечно, не до смеха было, но не со слезами же смерть встречать,
вот и веселил девушек в округе.
Как вели себя террористы? Так, как им, наверное, было положено
себя вести. Они строго следили за нами, предупреждая каждое
наше действие. Угроза была одна - уйдем к Аллаху все вместе,
если не будут выполнены их требования.
Впрочем, обо всем вы подробнее знаете из прессы, правда, не
все на самом деле было так, как пишут.
Ощущался ли запах смерти? Да. Даже в каменном лице тетки Бараева.
Она ждала смерти. Мне удалось побеседовать с ней. Она много
рассказывала о Коране, о нелегкой жизни в Чечне, о детях,
которые не ходят в школу, о женщинах, которые не помнят теплые
постели, о разрухе и голоде... Она была понятна мне, ее поступок
в лице соотечественников выглядел героизмом. Иначе они свою
жизнь не представляют, извращенную за эти десять лет войны.
В силу своего менталитета на иное разрешение ситуации они
не были способны. Когда оружие вместо карандашей в руках,
казалось бы, только что родившихся детей. Когда женщины бросают
свои дома и идут воевать против самих же себя, не пытаясь
найти возможности к мирному решению вопросов, пути к диалогу
не может быть.
Наши казахские женщины вставали между противоборствующими
сторонами, снимая белый платок с головы, что было требованием
к прекращению кровопролития. Чеченские же женщины облачаются
в черное, что, по всей вероятности, обозначает - мстить до
последней капли крови. И когда в Коране эта женщина в черном
находила оправдание своим действиям, я знал, что эта трактовка
не может быть правдой...
Террористы верили в то, что их требования выполняются, мы
верили в то, что скоро придет спасение. И на утро третьего
дня я отчетливо понял, что надо приготовиться. Нагнулся, чтобы
завязать шнурки на туфлях, и все...
Очнулся в больнице, страшно болело горло, по всей вероятности,
от кислородной трубки. Круглосуточная капельница, анализы,
уколы - в общем, ничего интересного.
Очень признателен всем врачам и сестрам, просто москвичам,
которые так заботились о нас. Они стали сразу другими, не
было московского высокомерия, вокруг оказались друзья. Хотелось
бы выразить особую признательность сотрудникам посольства
Казахстана в Москве и лично Булату Абилову за помощь, оказанную
всем казахстанцам, попавшим в беду.
- Где мои золотые часы? Потерялись где-то по пути в больницу...
Не хочется верить в плохое. Да что часы, разве об этом сейчас
можно говорить, когда столько горя вокруг. Грустно, что, только
испытав боль, у людей происходит переоценка ценностей, и на
мир мы начинаем смотреть другими глазами. 120 погибших - результат
недоговоренности, непонимания, жестокости, потери здравого
смысла. Безвинные люди поплатились жизнью за что? Наверное,
за то, чтобы все остальные были счастливы.
Но счастья на земле не будет, пока человек любой национальности
не сможет ходить в театр в своей же стране...
|
