Герой нашего времени
Георгий АФОНИН
Фильм Игоря Гонопольского о художнике Сергее
Калмыкове удостоен первой премии V Евразийского телефорума,
проходившего в Москве
Нынешняя
победа - не первая для режиссера. В 1998 году в Москве его
документальная картина “Эйзенштейн в Алма-Ате”, выдвинутая
российскими кинокритиками на соискание премии “Ника”, завоевала
первую премию. Тогда же на II Евразийском телефоруме прозвучало:
“Игорю Гонопольскому удалось создать новый мир, в котором
живут его герои, течет свое время и раскрывается свое особое
пространство. Сама жизнь - главный герой его картин, и поэтому
они адресованы каждому”.
А 1 ноября состоялась премьера последнего фильма Гонопольского
“Полюбите моего Баурджана” о нашем выдающемся соотечественнике
Баурджане Момыш-улы.
Зрителей на премьеру собралось так много, что Дом кино едва
вместил всех желающих. Для “баурджановцев”, курсантов военного
училища имени Момышулы, это лента прежде всего о войне. Для
ветеранов, которых на премьере тоже было немало, - о целой
эпохе, в которой довелось жить. Удивляет, как автор такими
простыми средствами добился поразительной жизненной правды.
В фильме есть все: и война, и запоздавшее, посмертно присвоенное
звание Героя Советского Союза, и травля властей, и непонимание
народа, которое Баурджан переживал особенно сильно, ибо, выходец
из народа, он был его истинным сыном. И душевная трагедия,
разыгравшаяся в финале жизни, - напомнившая о себе боль войны.
Документальность снимаемого проявилась не в хронике и фотографиях,
а в неподдельности зрительских чувств.
Ибо и сама документальность, по мнению автора, - не такое
уж однозначное понятие. Выбор места для камеры, структурирование
пространства в кадре, установка света... Здесь уже присутствует
элемент творчества. А Момышулы - такая личность, что виден
отовсюду. То суровый, надменный, почти жестокий. То добрый,
ранимый, безмерно человечный. Но всегда искренний, правдивый
до безумия. И это было действительно безумием - не проголосовать
за сталинскую конституцию в 1936 году, заявить, что войну
мы проиграли, свой народ упрекать в темноте и невежестве.
Фильм родился из бесед с казахстанским писателем Дмитрием
Снегиным, которого связывали с Момышулы фронтовое братство
и многолетняя дружба. Когда-то Игорь Гонопольский решил снять
документальный фильм “Митины рассказы” по одноименной книге
писателя. Но фигура Баурджана оттеснила все замыслы режиссера,
так возникла новая картина. Это было закономерно, ибо никто
в Казахстане до сего дня не брался за такую трудную работу.
Но фильм должен был появиться, и отрадно, что за него взялся
мастер. Страна должна знать своих героев.
Кино на стене
- В Кызылорде, где мы жили тогда, в пятидесятых, - вспоминает
режиссер, - в клубе по субботам “крутили” кино. Я как постоянный
зритель забирал домой старенький кинопроектор. Вешал на стену
простыню и устраивал киносеансы - всем двором мы смотрели
“Карнавальную ночь”, “Девушку с гитарой”, “Великолепную семерку”.
...Чаша актерства не миновала и меня - после школы поехал
поступать во ВГИК, на актерский факультет. Естественно, не
поступил, времена были такие.
В гостинице Ханты-Мансийска, куда приехал искать счастье молодой
журналист, мест не было. Спать приходилось в тулупе под лестницей.
Но вскоре он стал режиссером, а потом главным режиссером телевизионной
студии Ханты-Мансийского национального округа.
- Через три года работы на TV я понял, что созрел для кинематографа.
На вступительных экзаменах в Ленинградском институте театра
и кинематографии я исполнил ханты-мансийский национальный
“танец медведя”, чем поверг в неописуемый восторг членов комиссии
и оказался зачисленным практически без экзаменов.
Возвращение в Алма-Ату было долгим, через Петропавловск-Камчатский,
где Игорь Гонопольский прославился новаторскими телеэкранизациями
рассказов О‘Генри. Но, может, так и должно быть - нормальные
герои всегда все делают в обход.
Сцены у фонтана
- Все режиссеры поначалу рвутся в игровое кино, ну как же
- слава, актрисы...
А мне хотелось снимать жизнь без грима и бутафории. Вскоре
я узнал о людях необычной профессии. Она называлась “фонтанщики”.
Это люди, которые “гасят” нефтяные и газовые фонтаны, возникающие
при бурении скважин. Профессия эта крайне опасная и тяжелая,
часто они гибли. На “Казахфильме”, в студии документального
кино, или, как ее тогда называли, кинохроники, работали несколько
человек из высших московских кинокругов, среди них мэтры -
Лев Рошаль и Леонид Гуревич. Понимая, что это тема для серьезного
фильма, я пришел к Гуревичу. Помню, страшно волновался за
свою идею, одобрит - не одобрит. В тот же день мы написали
заявку и отнесли ее на студию. Ответа долго ждать не пришлось:
“У нас нет аварий, - заявили нам. - И газа тоже нет. Так что
снимайте лучше антиалкогольные фильмы”...
Такой обиды я еще не испытывал. У меня будто отняли что-то
очень дорогое, то, чем я еще не владел, отняли мечту...
В том же 1985 году на Тенгизском месторождении произошла авария.
Дикая. Бурили сверхглубокую скважину, добурились до “джина”.
Он, естественно, вырвался. Год не могли эту скважину потушить.
Мы с Гуревичем тогда сделали об этом фильм, который назывался
“Сцены у фонтана”. Картина побывала на нескольких престижных
кинофестивалях. Копия ее находится в Американской киноакадемии.
Страсти по Калмыкову
- Школьником я видел этого человека, бродящего в своих странных
одеяниях по улицам тогдашней Алма-Аты. Когда в 1967 году Калмыкова
не стало, все разом заговорили: гений! Потом была фантастическая
посмертная выставка его работ в галерее имени Шевченко. И
когда дошли слухи о том, что все, оставшееся после смерти
художника, собираются уничтожить как “не представляющее интереса”,
мой отец, понимая, что это последняя возможность спасти для
мира гения, сумел вывезти часть работ из архива в фонд созданного
им музея психиатрии. Хотя и тогда, будучи главным психиатром
республики, и по сей день отец убежден, что Калмыков не был
душевнобольным. Он никогда не лечился в психиатрической больнице.
Он лишь умер там, увы, - от истощения.
Название картины пришло сразу - непосредственное, по-детски
беззащитное, но в то же время звучащее уверенно: “Это я вышел
на улицу”. В фильме нет его “живого”, такой кинохроники вообще
не существует. Зато сохранилось много фотографий. Денег на
натурщиков не было, и Калмыков фотографировал сам себя, делил
изображение на клеточки и затем в увеличенном виде переносил
на эскизы и полотна театральных декораций.
- Роль художника потрясающе исполнил замечательный актер Лев
Темкин, буквально прожил ее за кадром. Калмыков никогда не
был женат, не прикоснулся ни к одной женщине. Но в творчестве
его всегда был образ прекрасной дамы. Более того, в его жизни
был человек, которого он любил, - художница Шпилько из Омска.
Много лет они переписывались. Так из его дневников возник
в фильме и женский образ...
Фильм был завершен в 1991 году, к столетию со дня рождения
художника. Но после фурора, произведенного картиной на кинофестивалях,
авторы поняли, что одного фильма мало. Так родилась идея создать
триптих - “Предисловие”, “История”, “Послесловие”.
- После этой картины многое у меня в жизни изменилось. И я
ушел из кино. На семь лет. Работая над фильмом, я будто прикоснулся
к чему-то запретному, очень личному - дневники, письма...
И мистики, прямо скажу, тут хватает. Пропадала пленка, оказывалось
запертым изнутри съемочное помещение, которое мы, уходя, закрывали
снаружи, на финальном этапе съемок не работала аппаратура,
а потом мы находили в ней оборванные провода...
И все же фильм удался. Потому что в нем нет искусственной
выстроенности и жесткой схематичности сюжета. А качества режиссерского
стиля - оригинальность замысла, тщательность работы с изображением,
монтаж по эмоциональному строю - восхищают. В первой картине,
“Истории”, сделанной на кинопленке, графики почти нет, но
остальные части триптиха, снятые на видео, изобилуют показом
калмыковских полотен.
В кадре много графики, что концентрирует внимание на изображении,
а не на повествовании. И несколько пространств: “внешнее”
- воспоминания и документы и “внутреннее” - мир художника,
сосуществуют в картине неразрывно. Причем сюжет здесь - не
эмоциональное развитие фильма, как в игровом кино, а скорее
способ передать суть эстетики. Лаконичность и выразительность
образов, с которыми работает режиссер, очень тонко раскрывают
мировоззренческую и творческую природу художника. Конкретность
киноязыка подчеркивается специфическими и очень интересными
приемами структурирования пространства в кадре.
- Интересно, что премию на Евразийском телефоруме нам вручали
в день 111-летия Сергея Калмыкова. Одни говорят, что мы сняли
односторонний фильм, другие упрекают людей, которые его знали,
но не помогли.
Мне вспоминаются слова тифлисского виноторговца Месхишвили,
сказанные по поводу смерти великого Нико Пиросмани. “Где вы
были тогда? Если он был великий - почему на него не обратили
внимания? Где были ваши глаза?”
Что тут сказать - были там, где им и положено быть, на месте.
Но у Сергея Ивановича взгляд был обращен внутрь себя, или
во Вселенную, не знаю... Только он не нуждался в этих жалких
попытках помочь себе. Он уже жил и творил для вечности. А
картина, она, в общем-то, не об этом...
Досье:
Игорь Гонопольский родился в 1949 году. Журналист,
кинорежиссер. Работает в жанре документального кино. Снял
более 50 картин. Среди них: “Сцены у фонтана” (1985),
“Се ля ви” (1992), “Чистота света” (1999), “Отражения”
(2000), “История будущего” (2001), триптих “Это я вышел
на улицу” (1991-2001), “Полюбите моего Баурджана” (2002).
Лауреат премий МКФ в Сан-Себастьяне, Локарно, Берлине,
Праге, Москве, Сингапуре. |
|