ФАМИЛИЯ

Жаркын Хайдаров
(Отрывок из романа “Великий Той”)

Светлой памяти моих родителей Марии и Сапаржана Хайдаровых

Иосив - редкое имя, особенно, для казаха...

У этого на редкость гостеприимного народа Стрельца есть свое святое имя - Иса, но мальчик родился, когда умер Сталин, и его “краснокожий” отец Мэлс решил оживить великого вождя своим первенцем, заменив в его имени букву “ф” на букву “в”, чтобы все буквы слева направо расшифровывались, как “Исполняющий Обязанности Сталина Иосифа Виссарионовича”.
Вот такое было тогда “Поле чудес” - капитал-шоу. Хорошо, конечно, что младшего брата Иосива назвали Никитой, а не Спутником, на чем слетал тогда в космос пес Барбос академика Королева, не заплатив за это ни цента. Больше же всех повезло их сестрам-близнецам - им дали нормальные казахские имена - Роза и Бибигуль в честь наших великих певиц лучезарных.

Слава Богу, что из Иосива Сталина не получилось. Он рос обычным и даже немного забитым на вид мальчиком, хотя родители его никогда не били. С трудом и мучениями он окончил среднюю школу троечником с одной-единственной “пятеркой” за примерное поведение. И это была правильная оценка - в “тихом омуте” Иоси был толстый стержень терпения, которого, как показала жизнь, не было у его друзей-одноклассников да и просто приятелей.

На первом курсе, когда внезапно умер Отец, ему пришлось бросить Политех и пойти на завод Кирова фрезеровщиком. Вскоре умерла и Мама - Иосив работал в две смены, один за двоих. Так он выучил Никитку и отправил его в Ломоносовский университет на Ленинских горах, а сестер обучил фортепьяно. Близнецовый получился дуэт в четыре руки.

Пока малыши росли, Иося женился на такой же, как он, серенькой девушке с “вертолетного” Бурундая. Детей у них “не вышло” из-за ее абортов и всю жизнь они провозились с пацанами Никиты, навсегда оставшись дядей и тетей для трех центровских сорванцов.

С годами серенькая заочница КазГУ стала столичной дамой с высшим образованием и даже защитила диссертацию в Академии общественных наук. Только сейчас Иосив заметил, что у его жены кривой нос и эта кривизна стала его раздражать - неприятно же, когда с тобой разговаривают, а нос смотрит в другую сторону. Далеко-далеко.

Такой же нос, но гораздо больших размеров, красовался на плоско-кремовом лице ее сестрицы - жены Никитки. В последнее время и она стала общаться с Иосивом свысока, не заглядывая в глаза, как раньше, когда надо было что-то починить на кухне, сделать ремонт или погнуть спину на даче.

Эта высокоНосая кривизна женаЩин усиливалась тем, что бывший Никитка, а теперь Никита Мэлсович стал главным управляющим крупнейшего в Евразии нефтебанка, в котором, кроме денег, ничего особенного не было. Там сидят за дисплеями холеные девушки с красивыми ногами в модных туфлях, у каждой двери стоит дюжина толстых охранников, а улыбчивые, хорошо одетые парни с черными кейсами кружат у парадного подъезда на шикарных авто. Но недавно на крыше высотного банка впервые в Алматы появилась круглая площадка для крутой “вертушки” Никиты. Глядя на ровный полет этой лаковой игрушки, Иося все больше и больше восхищался младшим братом, словно это он сам летел над самым красивым городом в мире.

Иосив любил и лелеял братишку больше сестер, “возлагая на него большие надежды”. Роза же и Бибигуль три года назад вышли замуж за богатых арабов и улетели в Эмираты, потом - в Штаты, осели в Европе и забыли о своих алматинских братьях...

Ни звонка, ни письма, ни факса, хотя знакомые с Абу-Даби сообщали, что они живы-здоровы и даже процветают, играя в поло и гольф. Конечно, если бы сестры узнали, кем сейчас стал Никитка, то они обязательно позвонили бы в Гранд ойл-бэнк оф Централ Эйша или вышли на него по интерНету.

Как ни печально, но сейчас, кроме младшего брата, у Иоси в самом деле никого не осталось. Школьные же друзья и соседи все как-то быстро поумирали: кто от водки и дряни, кто от ножа и выстрелов, кто от сердца и нервов. “Ужас какой-то! - возмутился Иосив однажды. - Приходишь к другу домой, а он лежит на столе и не дышит. Что ж такое с нами происходит, а? Скоро вымрем все, как мамонты, и никто нас откапывать не будет!”

Кривоносая, как всегда, не ответила и, как всегда, ушла к сестре. Там 19 мая в огромном доме Никиты был заказан шикарный банкет на 300 персон в честь его 45-летия. Вся деловая Алма-Ата ждала этот праздник - 45 не 25, но и не 70.

Иосив же начал готовиться к юбилею брата еще с Нового года, грустно посчитав свою заначку - всего 100 баксов. Каждую неделю он откладывал со своих заработков по три тысячи тенге, чтобы подарить Никитке суперфотоаппарат “Олимпикус-8848”. Объектив у него был прямо-таки телескоп ходячий, и крутился он сам по себе то вперед, то назад, как мамина губная помада - один из ярких фокусов детства.

Когда Иосив собрал наконец 500 с лишним баксов и пошел было в фотомагазин, кривоносая сказала как бы невзначай:

- Слушай, Иося, сегодня утром звонила Сестра и просила передать тебе, чтобы ты на них не обижался, потому что в гостях у них будут высокие VIP-персоны из Москвы, Астаны и Китая, а потом мы сами все вместе соберемся и отметим как следует, по-домашнему...

- А ты ведь сегодня идешь? - ничего не понял Иосив.

- Я работать иду, а не праздновать, - отрезала женаЩина. - Людей будет много - вся деловая Алма-Ата и делать тебе там нечего!

- Как это нечего? Это Никитка так сказал?!

- Да-а, - протянула с кивком кривоносая. - Вчера ты поздно пришел с работы, он звонил два раза и просил сказать деликатно, - женаЩина вышла из дома, сдерживая на щеках кривую улыбку, и дверь захлопнулась.

Тишина как в камне. Дремавший вулкан обиды огненной лавой заполнил заледеневшую грудь маленького человечка. Иосив с трудом подошел к телефону и его дрожавшие пальцы то и дело срывались с диска, но он все-таки позвонил брату домой, потом - в Приемную.

Строгая, как никогда, секретарша сначала ответила, что он занят, потом - у него совещание, затем - переговоры и, наконец, уехал на встречу, каждый раз спрашивая: “А кто, собственно говоря, звонит?”

Первый раз в жизни Иосив не назвал свою фамилию, услышав которую любая другая секретарша банка встала бы по-струнке “Смирно!”. Просто ему было неудобно и даже стыдно, что он, старший брат Никиты, не знает его мобильного телефона, чей секретный номер ему никто сейчас не даст.

Повесив трубку на место, Иосив не пошел в фотосалон, а целый день смотрел в “МИР”, названивая брату через каждые полчаса. В конце концов, когда он назвал свою фамилию, такую же как у Никиты, обозленная секретарша вдруг рявкнула, как в Иерихонову трубу:

- Не врите! У Никиты Мэлсовича нет таких братьев!

Острая боль снова пронзила сердце. Иосив подошел к серванту и кое-как открыл бутылку коньяка, выпил два глотка и закурил, стряхивая пепел на пол. Такого вопиющего безобразия он никогда не делал и другим не давал.

Через десять минут Иосиву стало легче и он заговорил сам с собой: “Ну да, братец, откуда же ей знать, твоей молоденькой секретарше, что у ее грозного шефа есть брат, да еще и Старший! Она же меня еще не видела и, конечно, не знает, что я, Иосив Мэлсович, жив-здоров и чувствую себя прекрасно в полном расцвете сил, как Карлсон, который живет на крыше...”

Сказав это, он выпил стаканчик коньяка и ушел из дома погулять-проветриться, захватив с собой старый зонт, чтобы не было дождя. Ясный, теплый и даже радостный день Пионерии воцарился над Алма-Атой.

Через полчаса Иосив совершенно спокойно рассуждал:

“А что, брат? Может, в самом деле нечего мне там делать среди всех этих красавцев из высшего общества? - И как бы оправдываясь перед Никиткой. - Да и не вышел я ростом, брат, ни рожи ни кожи у меня соответствующей нет, да и говорить я толком не умею: скажу вслух какую-нибудь глупость, а они будут громко смеяться над твоим старшим братом. А это нехорошо, не к лицу тебе будет”.

Вот с такими мыслями Иося долго гулял по центру Южной столицы, деловой, культурной и научной, пока “автопилот детства” не привел его в старый двор с высокими арками, занимавший целый квартал в квадрате улиц Сталина-Кирова-Мира-Виноградова. Когда-то этот дом казался самым большим и престижным, красивым и теплым, как запах топленого молока в кесешке с желтеньким островком сливочного масла. Он вдруг ясно вспомнил Мамины руки и Мамин взгляд из зеркальца пудреницы московской фабрики “Заря”.

С тревожным сердцем Иосив вошел в родной подъезд с почерневшим крыльцом, по которому они лазали с Никиткой, тренируясь для взятия высокой трубы котельной. Поднимались они на неё с большим риском для жизни, поддерживая друг друга на ноющих плечах, а потом такие радостные бегали по угольным и шлаковым кучам. Их черные сатиновые трусы становились белыми, а белые майки - черными.

Иосив вздрогнул, увидев родную дверь с тем же номером и с тем же механическим звонком, который отцовские гости накручивали по несколько раз в сутки, хотя дверь всегда была открыта. В те далекие времена квартиры запирались лишь на ночь, да и то на цепочку, и не было никаких охранников, разве что у Хрущева или Кунаева...

От внезапного шума внизу Иосив пошел вверх по ступенькам, но тут же спустился и хотел было уйти, но какая-то сила из гулко бьющегося сердца заставила его крутануть звонок. И зазвенел он совсем как раньше, правда, быстро кончился завод. Иосив крутанул еще раз.

Дверь открыл кривоносый мужик в грязной майке.

- Ты кто?! - спросил отворивший, рассматривая с ног до головы.

- Никто, - почему-то ответил Иосив.

- А что тебе надо? - почесал “рыльце в пушку”.

- Ничего, - сказал звонивший.

- Тогда иди домой! - прищурил он и без того узкие глазки.

- Простите, - начал Иосив непонятный для себя разговор. - Я здесь жил когда-то, вернее, мы жили здесь давно...

- Ну и что? - искренне удивился мужик.

- Если вы не против, то я хотел бы войти на минутку.

Мужчина молчал, ковыряясь большим пальцем в резиновой ноздре.

- Извините, - уже отвернулся Иосив.

- А кто будет платить за экскурсию? - повеселел грубый голос.

- Я, - ответил входящий. - Вас устроят двести тенге?

- Конечно, - протянул жилистую руку. - Токо быстро!

Сняв туфли, Иосив шагнул в родной дом, как в пропасть. Сердце разрывалось на части и, ломая пальцы, он сделал несколько шагов. Когда-то эта комната была их прихожей и почти все здесь осталось по-старому: те же шкафы, та же вешалка, тот же забеленный известью электросчетчик и бронзовые бра.

- Можно? - слабо попросил Иосив, проходя на кухню.

Мужчина кивнул, застегивая пуговицы на байковой рубашке, тоже грязной.

На кухне стоял современный гарнитур с наворотами, но осталась их двойная чугунная мойка с латунными кранами для холодной и горячей воды, что тогда было редкостью несказанной.

В сопровождении задумавшегося о чем-то мужика Иосив прошел в зал, где осталась вся их румынская мебель, покрытая несколькими слоями лака. Огромная сталинская люстра с лиственной бронзой и виноградными плафонами, кажется, пережила века миллионов...

Иося прошел в детскую комнату, где все было обставлено по-новому. Лишь на стене остались следы от дымохода и изразцы печи. В спальной комнате родителей Иосив тихо приоткрыл дверь: в лицо ударил острый запах беспомощного больного.

- Там эта Бабка, - пояснил хозяин квартиры. - Умереть никак не может.

Иосив плотно закрыл двери и хотел было пройти в спальную комнату сестер, но мужик крепко взял его под руку:

- Вы брат Никиты?

- Да, - ответил глазами, полными слез. - Старший брат.

- Неужели? - мужик восхищенно улыбнулся и протянул руку для пожатия.

Иосив крепко сжал влажную кисть и заглянул в серые зрачки, как в пустой и пыльный колодец.

- Давайте выпьем с Вами! - улыбнулся хозяин его родного дома. - Редко, когда такие люди заходят да еще сами просятся!

- Давайте, - привычно согласился Иося и сел в кресло.

Через минуту на столе в зале появились две мутные стопки, тарелочка с худым огурчиком и колбаса. Мужик разрезал огурчик на двоих, налил дешевой водки и, улыбаясь, поднял стаканчик:

- За вашего Великого брата!

- Спасибо! - Иосив опрокинул огненную преЛесть.

- Между первой и второй, - хитро улыбнулся хозяин. - А вы знаете, эта Бабка тоже ваша дальняя-дальняя родственница...

- Хорошо, - закусил огурчиком.

- Это она посадила Вашего деда, сволочь такая, умереть теперь не может!

Иосив кивнул, хотя об этом ничего не знал. Через полминуты он вспомнил, что Отец перед смертью что-то говорил о ней кривоносой...

- Давайте убьем ее! - то ли в шутку, то ли всерьез сказал мужик.

- Зачем?! - остолбенел Иося, - не надо...

- Зло должно быть наказано!

Брат Никитки промолчал. Хозяин разлил по второй, быстро почистил колбасу и нарезал два кружочка с вывалившимся жиром.

- Вы уж извиняйте меня, - посмотрел он прямо в зрачки, - не признал Вас сразу, хотя видно, что Вы не из простых. Богатые и знатные - это совсем другие люди, совсем другие, поэтому все Вас и просят о помощи. Вот и я хочу сказать, что я буду делать, когда эта Бабка сдохнет и надо будет ее хоронить? - покачал головой хозяин. - А это сейчас больших денег стоит, больших, даже очень, а у нас их нет да и не было никогда...

- Сколько вам надо? - Иосив высоко поднял голову.

- Не знаю, - замялся мужик, хитро сверкая глазами. - Сколько дадите, сколь не жаль Вам, дорогой наш господин-товарищ!

- С собой у меня всего пятьсот, - показал баксы Иося, - но я заплачу Вам одну тысячу долларов.

- Что? - не понял хозяин. - Одну?!

- Я дам вам денег, когда она умрет.

- А когда она умрет? Черт ее знает! - оживился просящий. - А как я Вас найду? Как я найду Вас, когда она умрет?!

- Завтра звоните сюда, - Иосив взял со стола огрызок синего карандаша и написал на краешке “Антенны” номер домашнего телефона.

- А-а, - протянул кривоносый, - значит-т завтра Вы дадите мне две тысячи долларов?

Дающий кивнул с испытывающим взглядом касСира.

- Понял-понял-понял, - сообразил вслух мужик. - Значит все надо сделать сегодня?

Иосив промолчал, опрокинув вторую стопку - теплая жирная водка, сладкая, как глицерин.

- А как Вас зовут по имени-отчеству? - засиял хозяин квартиры.

- Это не важно.

- Понял, - снова приложил палец к губам.

- Вот и хорошо, - попрощался Иосив и тут же вытер ладони о полы пиджака. Удивительно грязные и скользкие руки, как кровь.

Мужичок резко побежал вперед, распахнул дверь и услужливо склонил лысый блеск с большим родимым пятном, как у Горбачева:

- Будьте здоровы, господин старший брат Никиты! До завтра!

Иосив вышел во двор и быстрым шагом пошел прочь, даже не оглянувшись на родные окна. На проспекте Аблай-хана Иосив поймал такси и хотел было поехать на Кенсай, к мазару родителей, но вспомнив, что выпившим там появляться нельзя, умчался в “Меркурий”, что у 41-й школы, за двумя штуками баксов.

“Меркурий” - это элитное казино, самое уютное и спокойное, где играющие совы Алматы ходят по залу уверенно и важно, не забывая про фуршет. Иосив уже был там пару раз, когда Никитка учил его “рубиться” с рулеткой по системе “Стендаль”. Этот метод Жюльена Сорреля заключается в том, что при непрерывном “штурме колеса” неопытный крупье может не заметить, как красное в момент становится черным, а черное - красным с ловкой перестановкой ставок на чет или зеро.

Иосив быстро поднялся по мраморным ступенькам “Меркурия” и трое приветливых охранников проводили его в VIP-зал, где он молча взял на триста баксов три одинаковых стека. Два из них он поставил на “нулевой Стендаль” - один на красное, второй на черное, а третий стек - у самой кромки “футбольного поля”. Так он закружил колесо фортуны и трех молоденьких дилеров, метившихся в зеро, чтобы захватить “Стендаль”.

Через три часа, улучив момент “Х” для метких бросков крупье, Иосив “рванул ва-банк” и двинул три стека на зеро, выиграв у хозяйки “Меркурия” десять тысяч пятьсот баксов. Ура-ура-ура-а-а!

Радость долгожданной победы озарила весь зал и три знакомые бизнес-леди Никиты мило рукоплескали Иосиву, сверкая черными алмазами на мочках. Красный от “Счастья” Иося проглотил пару рюмок “Шартреза” и гордо закусил арбузными пирожными от самой Алины Пааль. “На квартиру пока не хватит”, - сказал себе Иосив и на форде “Меркурия” рванул домой, рассекая лужи веером черных брызг.

Сорок дней и ночей Южную столицу заливали нудные дожди с громом и градом, затопив нижнюю часть старого города. Поплыли дома и дачи, закачались тополя-тополя. “Дожить бы до Бабьего лета!” - подумал Иосив, подъезжая к дому, где сразу узнал бронированный джип-шевролет Никиты и двух сонных охранников с наушниками и биноклями ночного видения.

С дежурными улыбками они проводили его на этаж и постучали в дверь без звонка. Открыла женаЩина, за ней показалась кремовая сестрица с наклеенными ресницами. На их заспанных лицах был начертан испуг в ожидании худшего.

- Где ты был? - прозвучал традиционный вопрос. - Третий час, а тебя нет и нет. Никитка устал тебя ждать, ты совсем его не жалеешь!

Иосив ничего не ответил и молча обнял младшего брата, вставшего с дивана навстречу.

- Где ты был, братан? - прошептал в ухо Никита.

- У Карлы, - слабо ответил Иося. - Поздравляю с Юбилеем!

- Спасибо, - поцеловал в щеку. - Почему не пришел на банкет? Я звонил три раза, а тебя нет ни днем, ни вечером, ни ночью...

Иосив молчал, слегка отпустив плечи брата.

- Что-то случилось?

- Ничего не случилось, - посмотрел на кривоносых женаЩин. Они тут же ушли на кухню ставить чайник на огонь. Какой чай в три часа ночи!

- Я все понял, - крепче обнял младшой. - Нашел кому верить! Я ведь твой брат, а не их.

- Да, - слабо ответил Иосив. Крепкие, как стены, плечи задрожали и теплые слезы “хлынули плотинкой” за стойку белой сорочки Никиты.

- Не надо, не стоит, - погладил лысеющий затылок Иоси. - Я же все понимаю, Брат. Хочешь, я подарю тебе “мерседес” последней модели? Хочешь, а? Или возьми мой “шевролет” на броне, только добрось меня до дома!

- Не надо мне ничего, - всхлипнул Иосив два раза. - Лучше бы ты выкупил нашу отцовскую квартиру на Сталина. У меня есть уже десять штук. Выкупи, а? Может, и сестры наши вернутся? - снова заплакал Иосив. - Ты знаешь, брат, я часто думаю о них, часто, и почему они нам не пишут, не звонят?

Минута молчания. В самый неподходящий момент в дверях показались женащины с нарочито озабоченными взглядами.

- Поезжайте домой! - приказал Никита. - Я хочу быть с братом наедине!

Кривоносые тут же исчезли и даже хотели было попросить прощения, но Никита грозным жестом выставил их вон. Через несколько секунд тишина взорвала камень - родная кровь не водица...

Бронированный “шевролет” с мигалками вернулся через полчаса и простоял под окнами Иоси до самого рабочего утра. Братья же прилично выпили и сидели в семейных трусах на табуретках, закусывая холодцом с хреном и зеленью.

В промежутках старых песен о главном охранники вслушивались в заумные речи на кухне:

- Слышь, братан, у человека есть только одно имущество - “душа” да и то она принадлежит Богу. И нет никакой собственности у людей, кроме жизни, которая дает им фамилию и род. На-род, понимаешь?

- А ты знаешь? - перебил его Никитка, - что слово “братан” на английском означает близкий родственник, близкий-близкий, как мы с тобой!

- Но мы же не англичане!

- Какая разница? У них моря вокруг, у нас степи и нет никого дороже тебя, я правильно говорю или нет?!

За запотевшими стеклами в мир сияло майское утро - 20 число 2002 года - три розовых стека с одной-единственной “пятеркой” - за примерное поведение и упорный труд в школе жизни и сердца.

Алматы

Редакция и стилистика
автора сохранены