Казахский лес. Глава ХIII
Гений Баянаула

Счастливые горы? А это где?
В Караганде!
Вернее, на полпути между Павлодаром и Карагандой. Здесь, в самом сердце (чуть слева от центра) казахской Сары-Арки людям постелена какая-то особенная земля - Баянаул. С монгольского - Счастливые горы.
Вершины этих гор диадемой коронуют три царственных озера в степи, склоны же сопок - сплошь скалы и валуны причудливейших форм, будто приснившиеся создателю-сюрреалисту. И вблизи, и вдали - Дали.
А прямо на камнях, как в фильме, растут деревья. Странный этот лес - редкий и коренастый, кривые бронзовые сосны рассекают яростный степной свет, словно сабли номадов.
Но даже не этими диковинами славятся Счастливые горы, а легионом знаменитостей родом отсюда. Аллея памятников талантам Баянаула - вот он, изысканнейший здешний сад камней; стволы судеб человеческих - главный местный лес.
Погулять в их длинной тени и приехала команда “НП”. Разгадать, какой-такой гендель-мендель вывел недюжинную баянаульскую породу?
Римляне верили, что у всякой земной пяди есть свой дух - гений места, вдохновляющий на подвиг или гибельный. Материалисты называли его почвой, Эйнштейн - гиперпространством. Мне эта растительная связь между корнями человека и его плодами также представляется очевидной.
Иными словами, баянаульские гении порождены баянаульским же гением.
Ответ то есть известен; осталось найти решение

Баба Яга, Воющий волк, Грузин, Шапокляк, Профиль Пушкина, Голубь мира, Танк, Батыры, Седло, Улитка, Горилла, Женская грудь... И еще тысяча и один образ. Все это - прославленные естественные скульптуры Счастливых гор, созданные из камня буранным степным временем. Фирменный здешний стиль: изваяния состоят, как из атомов, из тонких гранитных пластин, покоящихся друг на дружке.
Есть два Баянаула: административный районный центр с таким именем и - шире - естественное урочище со всеми его горами, озерами и святынями. Если первый и по статусу, и по существу - село (его основали как станицу сибирские казаки в 1826 году на месте аула Баянтай; с 1966 года считается поселком городского типа), то второй - словно необычайный природный город: только вместо рукотворных дворцов и статуй шедевры иного автора.

Сравнение рождается в путешествии на “уазике” по местным достопримечательностям в сопровождении Самата, замдиректора Баянаульского национального парка. Речь которого - не справки проводника, но эссе экскурсовода: ведь что делает город городом, как не история, которую можно рассказать о каждом камне...
И он эти истории рассказывает - нескончаемой чередой, вытаскивая их из степных легенд, как семечки из кулька.
Какие-то - совсем юные: о том свидетельствуют названия “памятников” происхождением явно из беспечной эпохи развитого социализма, советских комедий и всеобщего среднего образования.

Но есть и повзрослее - сочинения отнюдь не фривольной фантазии, но настоящие топонимические летописи, лингвистические барельефы минувших веков. Они повествуют об истории и быте народа, о кочевых ценностях и страхах, об эпической войне с джунгарами, в которой и выковалась казахская нация.
Вот, например, композиция под названием Седло. Не случайно, не нечаянно глаз казаха разглядел в незаконченном ветром произведении этот главный для степняка инструмент бытия. Седло ведь не просто устройство для верховой езды, облегчающее ее, делающее более эргономичной. Седло - это передвижной храм кочевника (как для скитальца иудея - суббота), который он всюду возил с собой. Здесь он хранил все орудия, необходимые в непростой человеческой миссии, тут же, под седлом, готовил себе пропитание, маринуя мясо посредством едкого конского пота и джоулей разгоряченного животного. А главное, взирал на мир так, как требовала древняя пастушья гордость - как наездник.
Или скала Воющий волк. Расположена она почти на вершине горы, у подножия которой дымит вечерами один из окрестных аулов. Но из селения каменный зверь не угадывается - гора и гора. Гигантская голова воющего волка, прижавшего уши, характерно приоткрывшего пасть, вырисовывается, лишь когда подъезжаешь к деревне, со стороны - и воет он аккурат на дома (а раньше, наверное, юрты). Есть в этом что-то зловещее для славянина - но не для казаха, которому волк-тотем издавна покровительствует. Ибо тоже кочевник и тоже джигит своего рода.

В общем, что ни глыба, то глава из нерукописной Книги Степей - глыба то есть, еще и культурная. Бывают среди них и такие, что недоступны поверхностному взгляду - спрятаны внутри гор. Как, скажем, каменная чаша в знаменитом гроте Коныр Аулие - одной из семи святынь Баянаула. Кто таков был Темный Святой, по преданию, пустынножительствующий здесь (образ, кстати, весьма распространенный в казахской мифологии: одноименные пещеры имеются и в других областях Казахстана, около Семипалатинска или на Мангышлаке), - вопрос не менее темный. Но место это намоленное: вот уже несколько столетий приходят сюда с просьбами люди: чтоб проползти на коленях (иначе не сможешь) по узкому тоннелю в кромешной мгле и совершить омовение в купели, в которой никогда не исчезает вода.
Не все камни, однако, тесал верховный зодчий - некоторые памятники поставили мастера попроще. Главный из них - батыру Жасыбаю, герою казахско-джунгарских войн. Монумент красуется на перевале по дороге к одноименному озеру, там, где серпантин уже петляет вниз, на фоне водной глади и горных круч. Жасыбай был одним из военачальников казахской армии под командованием своего дяди Олжабая. Отряд сошелся в бою с джунгарами Галдан-Церена как раз у этого озера, которое тогда называлось Шойын. Жасыбай пал, но смерть витязя воодушевила ратников, и противник был истреблен.
Степь вообще не щедра на документальные свидетельства: вот и относительно этой битвы известно лишь, что произошла она примерно в середине XVIII века, но не точнее. Что уж говорить о более глубокой старине?.. Баянаульский край - давняя стоянка человека, здесь множество древних могил, и разрытых уже археологами, и нетронутых, но что это была за знать - теперь не узнать.
Впрочем... Хоть имена и не зафиксированы, совсем уж захоронения не сгинули. Камни на могилах остались. Это немного, но, в сущности, а и может ли быть больше? Не потому ли и практикуются надгробные плиты, что нет на земле более долговечного материала, куце, бездарно, но все-таки (и зачем-то) сигнализирующего о прожитых жизнях? Камень - в память. Сказано же благоразумному: строить свой дом на камне, ибо только он и устоит.

Может, в этом и заключается тайна баянаульского гения, секрет Счастливых гор? В философском камне, а вернее, в камнях - намоленных, “насмотренных”, многократно названных и облюбованных (причем и в физиологическом смысле тоже, как знаменитый Остров Любви на упомянутом озере Жасыбай, который не только из-за формы в виде сердца так назван...). В камнях, которые, как священная чаша в пещере, конденсируют человеческие тепло и волю в некий неведомый науке эликсир, благодаря которому на камнях и растут деревья. А под их светлой сенью - гении.
Не исключаю, впрочем, что гипотеза эта может показаться кому-то агротехнически небезупречной.

(Продолжение в следующем номере)