Андрей Губенко
Казахский лес. Глава VIII
Османская империя

В рамках проекта “НП” “Казахский лес” мы уже начали рассказ о крупнейшем в стране джайляу - плато Ассы. (“Жрецы Ассы” в №20 за 25 мая 2007 года.) Речь тогда шла о своеобразных “бешбармачных фестивалях” в горной долине, где в ловкости рук и емкости животов состязались легендарные батыры-етжетпесы.
Но чабаны и скот - разумеется, не единственная пищевая цепочка на Ассы. На джайляу и в его окрестностях я насчитал таковых, по меньшей мере, еще четыре

Ground floor
Сурков на Ассы - как мышей в амбаре. Только, в отличие от последних, они не считают нужным прятаться: дозорных этой несметной окопавшейся армии встречаешь немедленно, как въезжаешь в их страну. Собственно, это лучший ориентир: как заметил вдоль горного серпантина первого грызуна, значит, скоро конец подъему и близко плато.
Сурки населяют, если угодно, первый уровень многоэтажной экосистемы под названием Ассы. Ground floor. Вероятно, под землей вся долина изрыта сурочьими коммуникациями - как коммунальными сетями под городом; сами же рыжие жильцы предпочитают не хорониться в норах, а греться под солнышком на естественных “завалинках” - как хуторяне на досуге.
Пожалуй, здешняя популяция сурка - самое распространенное дикое население джайляу; вид тревожно замершего, а затем галопом возвращающегося к норе зверька - характернейший для Ассы пейзаж, местный сурреализм.
А бежать, к слову, сурку есть от кого. Трофей он жирный, весом в 5-6 кг, бывают и с полпуда. Так что охотников хватает.
Издалека, специально за сурком, едут сюда браконьеры. Кроме шальных, пришлых, двуногих, сурчатиной не брезгует и волк. (Кстати, если бы мультипликационный боевик “Ну, погоди!” делали на местном материале, сюжетная и экологическая ниша зайца досталась бы именно сурку. По той причине, что зайца тут нет: повторюсь, зимой долину накрывает глубочайшим снежным саваном, и пережить ее могут лишь животные, впадающие в спячку.) Но о волке - свой сказ. Тем более, что сурок - регулярный корм все-таки для других хищников. Для эскадрильи приписанных к окружающим склонам орлов.
Орлан-белохвост, канюк, беркут - все они старательно исчерчивают небо над Ассы, подкарауливая чью-то оплошность. Но выжидать момент для результативной атаки приходится долго. Кажущаяся беспечность пасущегося вдали от убежища сурка не должна вводить в заблуждение. Мухтар говорит, что грызун водит дружбу с некой птицей (название он запамятовал). В обмен на прошлогодний мех отлинявший зверек получает отличную охранную сигнализацию: птичка использует шерсть сурка при строительстве гнезда, а в благодарность предупреждает того об опасности.

Дом, который
построил волк
Волк - головорез педантичный, строгих правил. Как булгаковский профессор Преображенский категорически уведомлял домком, что обедать он будет в столовой, а оперировать - непременно в операционной, так и волк - принципиально не охотится ближе 5 километров от логова.
Как, впрочем, и другие высшие хищники. Из осторожности: чтоб их лежбище не выследил совсем уж верховный хищник... И эта древняя техника безопасности оправдывает себя: мало кому даже из повидавших виды лесников доводилось наткнуться на действующее волчье логово.
На Ассы волки, понятное дело, жилищ не устраивают: долина простреливается как тир, здесь негде укрыться. Свои выводки они воспитывают в заповедных ельниках недоступного Чинтургенского ущелья: там, стало быть, волчьи “спальная” и “детская”. Джайляу же - “столовая” и “операционная”, где звери режут скот, удовлетворяя голод и свое “профессиональное” живодерское любопытство.

Овечьи гурты - вот ради кого стаи предпринимают набеги на пастбище. Кстати, если повадилась на баранину такая стая, для чабанов это финансовая катастрофа. Матерый хищник может сожрать две-три овцы в неделю, и это не считая, сколько он губит в кровожадной эйфории, как разрезвившийся резник. А теперь подсчитайте, какой хозяйственный урон нанесет бригада из пяти, скажем, особей за один только летний сезон... Учитывая, что средняя оптовая цена барашка - 5 тысяч тенге.
Состояние. (Миллион только съедят.)
Впрочем, такое целенаправленное рейдерство бывает нечасто. Обычно же волк хватает все, что не успело увернуться от его зубов. Волка ноги кормят - сказано без всякой метафоричности: за день серые совершают 30-40-километровые марш-броски, спускаясь сквозь климатические зоны от можжевельников и альпийских лугов до диких фруктовых зарослей в предгорьях. На такой громадной территории что-нибудь да сыщется. В ельниках - елик (косуля) и марал (олень), на “прилавках” - зайцы, а то и кабанчик в прибрежных дебрях. Тот же сурок. А попадется в неудачный день нерасторопная лиса, раздерут и ее.

“Мекка в османской империи” - урочище Щеки

Барсово поле
Под самым тянь-шаньским Олимпом, среди каменистых утесов, водят свои хороводы сибирские козероги, или теки. Над ними - только барс.
Возможно, это самая пафосная пищевая цепочка в стране.
Ведь тек - главный охотничий символ Казахстана. За ним, преодолевая тысячи километров и не жалея тысяч долларов, евро и дирхамов, едут сюда иностранцы с ружьем. И почитают за честь, если эти тысячи удается материализовать в воспоминания. Дело в том, что в спортивном плане редко какая охота сравнится с охотой на тека. Если к тому же соблюдать неписаный охотничий кодекс: не бить животное на лежке, стрелять лишь того козерога, которого реально затем достать... Выполнение этих условий, к слову, влечет за собой множество сложностей: чтобы встревоженный тек “подставился” под такой вот “правильный” выстрел, его нужно утомить долгим преследованием, а для этого, в свою очередь, требуются специальная горная лошадь, знание местности, риск сломать себе шею, до недели времени, не говоря уже об удаче.
В общем, этично добытый и солидный трофей, к примеру, полутораметровые (почти) рога пятнадцатилетнего козерога - настоящий охотничий подвиг; о таких слагают затем клубные легенды.
О барсе же и говорить нечего - это современный казахстанский тотем, представленный в государственной символике.
Итак, с одной стороны пищевой цепочки зверь, за которого полагается пожизненная слава, с другой - пожизненное заключение (шучу, до пяти лет тюрьмы). Я, правда, не слышал, чтобы кто-нибудь сел. Но и не видел кого-нибудь, кто видел снежного барса на вольном снегу. Такая встреча, случись она, - сама по себе трофей. Но трофей небывалый, да и счастье это, боюсь, не перенести.

Наш проводник - инспектор Мухтар - в ущелье Кара-Арча

Османская империя
Орлы - сур, волк - олень, барс - тек... все эти пищевые цепочки - исконные, вьющиеся с доисторических времен. И даже амбивалентная пара чабан - баран существует тысячелетия. По сравнению с ними последняя из рассматриваемых взаимосвязей юна, как вода горных ручьев, - осман и человек с удочкой.
Нет, осман-то водился тут всегда: это здешний абориген и, вообще говоря, единственный вид в верховьях местных речек. А вот охотников на него не было. У кочевников не принято удить рыбу, а осман к тому же пользовался репутацией ядовитой твари. (Не без доли справедливости, как всегда: позже ученые выяснили, что отравление вызывают лишь жабры, икра и пленка, которая изнутри выстилает рыбье брюхо. Вероятно, по этой причине не трогали османа и звери с птицами).
Не исключено, первыми рыбаками в этих краях явились путешественники из Русского географического общества, зачастившие сюда в XIX веке. В XX столетии оседлое местное население было уже достаточно многочисленным, чтобы осман из своего бурлящего зазеркалья осознал рыбаков как класс. И однако ловля “тянь-шаньской форели” (собственно форели изначально здесь не было, но об этом ниже) продолжала оставаться для массы советских удильщиков предприятием экзотичным, диковинкой, о которой они, в лучшем случае, лишь что-то слышали. Aqua incognita.

Возможно, дело еще и в том, что рыбалка на высокогорье (осман обитает до высоты трех километров над уровнем моря) требует мощного личного транспорта, а таковой в СССР был в дефиците... Так или иначе, но реальную популярность ужение османа приобрело только в последние годы, когда рыбаки обзавелись внедорожниками, а благосостояние выросло настолько, чтоб не обращать внимание на заведомую экономическую неадекватность проекта.
По существу, “рыболов - осман” - пищевая цепочка нынешнего XXI века. Так что, отправившись в экспедицию за эндемиком тянь-шаньских вод, мы оказались в самом что ни на есть мэйнстриме.
По рекомендации знатоков на рыбалку мы выдвинулись именно на Ассы. Конечно, обитает осман и в других местах, например, на речке Темирлик (что еще восточнее) или в Кара-Кастеке (наоборот, на западе Заилийского Алатау). В принципе, когда-то его можно было ловить в верховьях любой из бесчисленных рек Семиречья или - если переводить не букву, а дух слова “Жетысу” - Многоречья. Но после того как в прошлом столетии в некоторые местные водоемы завезли из Чехословакии форель, она, будучи более крупным хищником, вытеснила, а то и просто пожрала османа. Так было, скажем, на Кольсайских озерах, а четверть века назад подобная участь постигла и Тургень, когда сель разрушил форелевое хозяйство, и рыба из ванн смылась в речку...
Плато - одно из редких мест, где охота на османа сохранила первобытные характеристики: обилие и рыбью неискушенность. Дважды в год, после того, как растает снег, и перед тем, как он вновь ляжет, в мае и сентябре - осман поднимается сюда на нерест. Из окрестных ущелий в долину стекают множество ручьев, всех их принимает в себя речка Ассы. Эти прозрачные струи и есть османская империя.
Конечно, рыба здесь клюет и в другие месяцы. Но мелочь и малость. В дни же весенней и осенней путины эти воды наполняют орды совсем иных, матерых, речных кочевников - порой в локоть длиной и в полкило весом. А за ними чередой прибывают все новые и новые отряды, подпирают их, выдавливают в самые ничтожные ручейки, где отборных икорников и молочников угадавшие со временем и местом счастливчики собирают голыми руками и складывают в холщовые китайские сумки...

Так нам, во всяком случае, рассказывали вышеупомянутые знатоки. И хотя стремления к подобному промыслу нет, изобилие разожгло азарт, и поход за османом мы приурочили к первому рыбному странствию, к первой декаде мая. Увы, своенравный здешний климат (отсутствие межсезонья) плюс ранняя весна дезориентировали нас. Жара в апреле, заморозки в мае... в итоге, терпеливо отметив в городе все праздники и дождавшись солнечной погоды, мы припоздали.
Урочище, которое Мухтар называет Щеки. Здесь в скальных теснинах - то самое место, где кажется, будто поток устремляется вверх, в горы. (Это, повторюсь, иллюзия, и, пронесшись по каньону, Ассы, как и все реки Семиречья, повернет на север и вольется затем в Чилик.) Именно в Щеках, где русло поуже и поглубже, множество валунов и водоворотов за ними, и должны, по идее, пастись несметные подводные табуны.
Снасть - самая немудреная: удочка без поплавка, в качестве наживки - обычный червь. Следишь за леской и, если ее начинает крутить как-то противоестественно и против течения, подсекаешь: это осман.
Но османа нет. Это становится ясно через полчаса. Наш проводник утверждает, что если б он был, мы бы уже наудили по дюжине. И добавляет: осман поднялся выше, в ущелья, где и происходит икромет. Надо ехать туда.

Здесь уместно будет уточнить следующее. Если у читателя возникло впечатление, что подобная передислокация равносильна поездке на соседний рыболовецкий пруд, это впечатление неверно. Движение вдоль речки - на самом деле ее регулярное форсирование. Отсюда определенные требования и к автомобилю, и к хозяину - со стороны последнего приветствуется философское отношение к движимому имуществу. Что до самого внедорожника - необходим дизель (на пути попадаются довольно глубокие омуты, и с бензиновым двигателем увязнешь).
Но, конечно, дорожные осложнения нас не останавливают - особенно сейчас, после уже преодоленного пути. Лично я этого приключения ждал с прошлого сентября, когда из-за неожиданных снегопадов перевал стал недоступен и осенняя путина “проплыла мимо”. Теперь я все-таки на Ассы, а когда добыча ближе, она тем паче желанна.
Виднейшее из ущелий, спускающихся к джайляу, - Кара-Арча, его замечаешь издали благодаря чернеющему орнаменту можжевельника на поле зеленого бархата. Речка же, выбегающая из сая, - главный приток Ассы. Итак, мы поворачиваем и движемся вдоль потока - среди склонов вверх, к солнцу меж елей и золотому небу.
И как оно же - солнце в деревьях - мелькают моменты волнения и триумфа.
Я закидываю удочку с надеждой не разочароваться. И тут же следует первая поклевка - вытаскиваю из воды на полкорпуса крупного османа, и пожалуйста - первый сход. А за ним - и первый трофей, маленький османчик. Еще. Теперь подсекаю сразу двух: эти тоже невелики. Ищу водоворот побольше, поглубже, но там - тишина. Возвращаюсь к проверенной ямке - и вот он, первый реальный осман (может, тот самый, что сорвался)!
Каким он и должен быть: длинный, узкий и кривой, как турецкий клинок, когда тащишь, обращает к ловцу спину цвета речной гальки (и такого же узора), весом - граммов триста.
Клев обрывается так же резко, как начался: это в ямке кончилась рыба. Значит, надо искать подходящую новую. Так и рыбачишь - барражируешь вдоль берега, забрасываешь под торчащие из стремнины камни. Через час можно повторить пройденное - к тому времени в обловленных ямах уже обжились новые квартиранты.
Что поймано - поймано быстро, остальное - не поймаешь вовек. Такова специфика этой рыбалки. К тому же пора возвращаться.
Путь к мечте долог, но непосредственно воплощается она резво, не успеваешь сообразить. Остается рефлексировать.