Дома презрения

Сергей Козлов

Дома “косые”, судьба крутая... Судьба “уголка старой Алма-Аты” - настоящего музея под открытым небом в южной столице - должна решиться еще до Нового года. Быть или не быть “косым домам” - этой живой истории города? О необходимости сохранения (а где надо, и реставрации) старого города говорит и здравый смысл, не раз писала об этом и наша газета. Правда, соображения эти, как оказалось, не вписываются в Генеральный план развития Алматы, по которому “косые” дома подлежали сносу. Тема, инициированная газетой, взволновала общественность, и городские власти отложили принятие окончательного решения до 29 декабря, когда будут рассмотрены все варианты.
Акимы меняются, города остаются. Теперь судьбу “косых домов” будет решать уже новый градоначальник. Между прочим, один из первых экзаменов для него. Тем более что он известен как большой знаток и ценитель истории

Сколько помню себя, с самого рождения, наши дома постоянно сносят. Слухи и домыслы об этом бродили всегда. Самая настоящая паника была в конце 70-х - упорно заговорили о том, что разобьют в нашем квартале (в квадрате проспекта Коммунистического и улиц Курмангазы - Байсеитовой - Шевченко) некий парк с фонтанами и клумбами. Жильцы домов (“косых”) стали собирать подписи и слать письма в горисполком и в партийные органы с просьбами снос отменить. Письма ли сыграли свою роль или еще что-то, но дома снова выстояли.

Тоска почета

Совершенно искренне (что, кстати, не так уж и нелепо звучит) многие из нас тогда верили, что сносы эти бесчисленные отменяют по одной простой причине: стены-то у наших домов поистине крепостные, по восемьдесят сантиметров толщиной и сложены из какого-то невиданного ныне кирпича, такого, что отбойным молотком внешнюю стенку долбить нужно весь день, дабы наружу выдолбить. Это не байка - чистейшая правда, наблюдаемая нами в 1983-м, когда в домах наших проводили природный газ.
А еще раньше, в свои самые лучезарные и радужные годы вхождения в эту жизнь, могли мы составить себе представление, на чем стоят наши стены - какие под ними сооружены “бастионные” фундаменты, так как частенько лазали мы по нашим глубоким и просторным подвалам с дружками. С Арыстаном Искаковым, например, племянником Куляш Байсеитовой, или братьями Абилевыми, сыновьями дяди Димы, писателя Дихана Абилева, и клады в подземельях искали.
И вокруг домов - траншеи засыпанные, как потом архитекторы объясняли - сейсмо-рвы, чтобы при горизонтальных подземных толчках фундамент цел остался. Строили, короче говоря, наши дома-крепости с любовью и тщанием, добротно и грамотно.
А косо стоят они по другой, тоже весьма простой причине. Строили их в 1933 году, вернее, начинали строить. И строили фактически на окраине тогдашней Алма-Аты, ведь всего в ста метрах от этого места был головной арык - край города по тем временам. Весь наш квартал также, впрочем, как и все ближние окрестности, был занят одноэтажными домами, стоящими друг от друга довольно просторно, между которыми раскинулись сады и огороды. Так вот, новые дома строили между этими одноэтажками - на огородах и садах, чтобы как можно меньше строений сносить. Видимо, расчет такой был.
Вот и получилось, что конфигурация линий, по которым вытянулись корпуса, сложилась под косым углом к улице Старокладбищенской, впоследствии Вокзальной, ставшей потом проспектом Сталина, Коммунистическим и, наконец, Абылай хана.
Но в детстве, когда играли мы в рыцарей и казаков-разбойников, над всеми этими мелочами никто из нас не задумывался. Как и над тем, а кто в домах этих живет, кто нас окружает, кто такая, к примеру, всегда спокойная и величавая тетя Аня? Или добрый и улыбчивый дядя Женя? Или странный тип в матросском костюме с нелепым деревянным ящиком, регулярно приходивший в наш дом? Быть может, впервые задумался я о чем-то подобном после того, как тетя Аня, Анна Борисовна Никольская, прочла нам с сестрой одну из своих тайных мистических повестей “Искариот”. О стукаче, работавшем в институте истории в Ленинграде и заславшем своим доносом в лагерь на десять лет молодую сотрудницу, отказавшую ему во взаимности.
Сотрудница отсидела “по полной”, и, выйдя на волю, узнала, что стукач сам сгинул в сталинских костоломках по чьему-то доносу. Читала нам Анна Борисовна часто, и только после ее смерти я понял - что же она значила для всех нас и кем она была на самом деле. Да, она одной из первых перевела “Абая”, да, оставалась последней в известном и старинном русском дворянском роду, была знатоком древнерусской литературы (защитить докторскую ей и помешал этот самый искариот), пришлось побыть ей и заключенной, прошедшей через чудовищное лагерное горнило, где создала она свою знаменитую повесть-боль “Передай дальше!”. Но, повторяю, всеми этими штрихами жизненных портретов мы тогда не очень-то и интересовались.
Ведь для нас-то она долгие годы была целым миром, волшебным и прекрасным, миром, который, казалось, был и есть и будет, но коих уже нет. И не будет впредь.
Нет и не будет уже таких, как дядя Женя, Евгений Григорьевич Брусиловский. Иногда нам с друзьями даже не верится, что мы с ними со всеми, нашими милыми, мудрыми и близкими воспитателями, наставниками и покровителями, жили рядом, общались, ползали в детстве под знаменитым роялем дяди Жени, играли с его рыжим псом Атосом, пугались и визжали, когда в квартиру к нему приходил странный дядька в матросском костюме и с деревянным ящиком-мольбертом - художник Сергей Калмыков...
Но вернемся в дома, вернее, к домам. Последний их снос вроде бы отменили совсем недавно. Решением акима нашего Виктора Храпунова. Отмена эта, надо справедливости ради заметить, многих не очень убедила своей основательностью, ибо есть какой-то генеральный план перестройки Алматы, согласно которому, надо полагать, весь центр и сносится, перекраивается, вырубается и лавочками подстраивается. И вот, из этого генплана почему-то (в кои-то веки!?) по просьбе нашей городской интеллигенции власть решает исключить именно наши, косые дома...
Мотивируется это тем, что неплохо бы сохранить уголок “старой Алма-Аты”, но облагородить все вокруг клумбами и аллейками, причем за счет местных жителей. Решение интересное, хотя бы своей “многовекторностью”. Ведь, раз есть спрос на эту землю, никуда от него не денешься, наша нынешняя городская власть, как правило, всегда этому спросу идет навстречу, тогда как местные жители ее, опять же чаще всего не очень интересуют. Что правда, того не увидеть нельзя, как говорил тот же Евгений Брусиловский. Поэтому остается только верить в то, что опять, по какому-то невероятному стечению удачных обстоятельств, пронесет.
Что же касается облагораживания, то деньги, конечно, местные остатние потомки интеллигентов и репрессированных вряд ли найдут, а лавочки, занявшие первые этажи и подвалы, безусловно, постараются подобру-поздорову убраться, - кого заставишь, один раз уже напугав сносом, оставаться в “зоне повышенного желания”? Так что с аллейками и клумбами, похоже, получится одна лишь инсценировка.
Вариант один-единственный: если, все же, город сам возьмет на себя исполнение этого проекта - создание заповедного, красивого, туристического, антикварного алматинского уголка. И оставят о себе добрую, если не вечную память и наш аким, и прочие, столько всякого сделавшие здесь его соратники. Вот в это-то поверить как раз сложнее, но все же в наше время разное случается.
Поэтому, сказанное сие пусть будет скромным, произнесенным тихим голосом одного из оставшихся уроженцев косых алма-атинских домов, ни в коем случае не дерзким предложением: порадейте нашему вечному городу, ведь в этих домах не только знаменитые и выдающиеся люди наши жили, но и множество страдальцев невинных, известных и непризнанных гениев, делателей и простых свидетелей отечественной и мировой истории пребывало. Есть им, домам косым, что вспомнить.
И нам вместе с ними.