Рыцарь виртуального танца

Мира Мустафина

Алматинцы стали свидетелями небывалого представления. И устроили сие столпотворение хореограф из далекой Великобритании Уэйн МакГрегор и его театр современного танца “Рандом”.

Наверное, такой авангардной и изобретательной хореографии, основанной на использовании компьютерных технологий, оригинальной музыки и элементов дизайна, сцена Академического театра оперы и балета имени Абая еще не знала. Впрочем, приезд к нам столь легендарного коллектива еще раз подтвердил неплохую репутацию отечественного фестиваля современного танца “Кызгылт Жал”. Основным спонсором этого праздника был “ЭксонМобил”.
Выступление “Рандома” было одним из самых ярких в программе фестиваля. Чтобы ощутить весь объем, значимость, характер и суть постановки Уэйна, необходимо было увидеть его представление. Пересказать “Трилогию” (“Вода”, “Воздух”, “Огонь”, “Земля”) невозможно.
- Уэйн, есть ли видеоверсия вашей “Трилогии”?
- Видеоверсии пока нет и вряд ли в ближайшее время будет. Основная причина - и она вам покажется банальной - видео не сможет должным образом передать все то, что происходит на сцене. Я в этом уверен, потому что было несколько съемок, организованных ВВС, и результат получился не столь ошеломляющим. Смысл “Трилогии” подрастерялся. Для моей постановки очень важны свет и звук, они являются частью хореографической задумки и несут немаловажную смысловую нагрузку.

- Какой замысел постановки? “Трилогия” состоит из названий стихий и сразу же настраивает зрителя на какой-то философский лад...

- Все мои постановки отражают мою жизнь, мое отношение к ней. Попытался создать реальную иллюзию трех измерений. Слышите словосочетания: реальность и иллюзия? Так вот, они основаны на проектировании освещения в физическом языке танца.

Неудовлетворенная и где-то разочарованная ответом МакГрегора, я и не подозревала, что спустя несколько часов воочию увижу и почувствую слова хореографа. Действительно, “Трилогия” не может быть и просто невозможна в видеоверсии.

Постановка Уэйна включает в себя три совершенно непохожих и поставленных в разное время хореографических произведений (1997-й, 1998-й и 2000 годы), в основе которых элементы человеческого бытия - вода, огонь, земля, воздух. Виртуальные фигуры, танцоры, красный цвет, колыхающиеся нейлоновые штрихи - это все проецируется на специальный экран цифровым изображением. А сквозь него - развитие и кульминация танца.

Темный зал театра оперы и балета. Странная тишина, и только живые виртуальные человечки несут свое искусство, словно в контакте с другими космическими мирами. Первые 30 минут очень сложны для восприятия. На сцене творится некий авангардизм, фееричность и разорванные па. Хочется встать и уйти, потому что нервирует хаотичность, спонтанность и тяжелая танцевальная музыка, которая напоминает поездку в электричке. Немного терпения - и наступает прозрение. Зритель буквально погружается в мир бесконечно ярких красок, и каждый “рвущийся” элемент, жест, прыжок, наклон, фигура отработаны и ошеломляют своим автоматизмом.

- Есть ли во время выступления момент импровизации?
- Нет, импровизацию не приемлю. В этой постановке нужна четкая дисциплина, все отработано, и каждый танцор знает, что он делает в данную минуту. Это не значит, что я не приемлю творческого “я”. Я просто делаю вызов классическому языку танца. Весь хореографический язык постановки меняется с музыкой. Я доказываю всем, что тело и душа могут существовать вместе и достичь гармонии.

- А как же вы объясните присутствие компьютерных технологий на сцене?
- Именно они и дали мне возможность и стимулировали меня на выдумку. Я добивался футуристического впечатления от хореографии и дизайна.
Уэйн МакГрегор прав: впечатление такое, что артисты как будто стремятся разорвать границы танца. Скорость, гипнотическая артикуляция все чаще и чаще наводят на мысль, что исследование технологии человеческого тела под силу всем.

Вот в таком полете и мироощущении прошло беспрерывно 70-минутное выступление британского коллектива.
Замечу, что наш зритель, присутствовавший на представлении “Рандома”, пребывал в некоем оцепенении. То, что привезли французы и турецкие коллективы, нам было знакомо. А британцы удивили. Кто-то молчал, был слышен шепоток консерваторов и их скепсис и возмущение: “всякие тут понаехали, классику давай”.

- Уэйн, во время вашего выступления я слышала крайнюю реакцию. Мы-то, в общем, выросли и воспитаны на классической балетной школе. Вы не боитесь, что мы вас не приемлем?
- Для меня не существует крайней реакции. Любая реакция - это хорошо: будь то положительная или негативная... Самое страшное - равнодушие. Вы не думайте, что только у вас такой скептицизм и негативное отношение к моему творчеству. Это происходит в любой стране. Если выйдут 10 человек, 20 все равно останутся. Вот вы же остались на первые 40 минут, и, значит, увидели последние 30 минут. На мой взгляд, в этих последних минутах и суть, и кульминация. И поэтому я назвал ее “классической”.
- Любому ли желающему можно попасть в ваш коллектив?
- Национальность и хореографическая школа для меня не имеют значения. Я знаю, что бывшие советские теперь уже страны готовят танцоров по классической балетной школе. Русская хореографическая школа ценится во всем мире. Этого у вас не отнять. Всего в моей труппе 18 человек в возрасте от 24 до 32 лет. В Алматы приехали всего 8 человек. Труппу набрал около 10 лет назад и с тех пор состав ни разу не менял. Все, что мне нужно от танцора, - это длинные руки, ноги и хорошая голова.
- Уэйн, ваш проект некоммерческий. О размере гонораров вы не говорите. На что же живет ваш театр?
- Все, что я делаю, поддерживается художественным советом и советом культуры Великобритании. Это государственные организации, выделяющие постоянный бюджет для моего театра для “развития нового современного искусства танца”, а Британский совет выделяет денежные субсидии для гастролей за пределами страны. Вы, наверное, спросите, почему так поставлен вопрос? Дело в том, что мой театр современного танца “Рандом” постоянно на гастролях, и наша основная цель - знакомить весь мир с современной хореографической эстетикой Великобритании. Мы в своем роде пропагандисты и носители культуры старой консервативной Британии. В этом ли парадокс - консерваторы ли мы?